— Спасибо, — поблагодарил я его искренне.
Но лишняя гиря легла на чашу ответственности.
Время ползло еле-еле. Плечи болели. Чтобы отвлечься хоть немного, я стал представлять себе выражение лица Кемп-Лора, когда он увидит на табло мое имя. Сначала подумает — ошибка. И будет ждать, когда ее исправят. Но скоро начнет понимать, что я и впрямь здесь.
Я подвигал пальцами. Опухоль почти опала, и, несмотря на потрескавшуюся кожу, они снова обрели силу.
Вернулись жокеи, болтая, смеясь, чертыхаясь, дружески и не очень дружески переругиваясь, покрикивая на гардеробщиков, сбрасывая с себя камзолы, — такая привычная шумная товарищеская суета раздевалки.
Но я как будто жил в другом измерении. Медленно проползли еще четверть часа. Наконец распорядитель сунул в раздевалку голову:
— Жокеи, на выход! И поторопитесь!
Я застегнул шлем, взял хлыст и последовал к двери за главным течением. Ощущение нереальности все продолжалось.
Внизу, в паддоке, стояла маленькая группка тренеров и владельцев, закутанных до самых глаз. Обжигающий ветер проникал сквозь оголенные ветки деревьев, окружавших смотровой круг. И у зрителей на трибунах лица были какие-то замученные, одинаковые. Посиневшие носы, и глаза слезятся.
На тонком лице лорда Тирролда было то же выражение возбуждения, и предвкушения, которое я заметил и у Джеймса. Они оба так уверены, что Образец победит! Как бы их уверенность не поколебала мою.
— Ну, Роб, — лорд Тирролд слишком крепко пожал мне руку, — вот оно!
— Да, сэр, — согласился я, — вот оно!
— Что вы скажете об Изумрудине?
Она шла по смотровому кругу разболтанной походкой, с низко поставленной головой, что так часто свойственно чемпионам.
— Говорят, это вторая Керстин, — сказал Джеймс, имея в виду самую прославленную в стипль-чезе кобылу.
— Пока судить об этом рано, — отозвался лорд Тирролд.
Может, ему пришла та же мысль, что и мне: после Зимнего Кубка об этом уже все будут говорить. Но как бы для того, чтобы покончить с этим, он добавил:
— Образец побьет ее!
— Надеюсь! — согласился Джеймс.
Я промолчал. Они были слишком уверены. Если Образец победит, они ничего другого и не ожидают. И я тут вроде ни при чем. А если проиграет — они обвинят меня. Ведь хозяева они, а хозяева всегда правы.
Образец под темно-синей попоной вышагивал по смотровому кругу, взыгрывая всякий раз, когда ветер бил ему в морду, и пытаясь повернуть боком. А конюх повисал на поводу, как ребенок на бечевке большого змея.
Пробил колокол — жокеям пора садиться. Джеймс кивнул конюху. Тот подвел лошадь, и он сам снял с нее попону.