Остановка. Лестничная площадка. Четыре двери. И Алабин никак не мог нажать звонок, потому что только сейчас понял: он не знает, зачем ему нужен Савкин.
Расспросить о «мокнутиях»? Предупредить безусловно честного человека… о чем?
Сказать, что… Что сказать?
Догадался: контраст между майором Савкиным и тем, что о нем написано, так разителен, что разговор с ним в кабинете кажется сновидением, которое либо забудется, либо станет явью — сейчас, вдруг, когда в дверях возникнет совершенно незнакомый человек. Но если на звонок отзовется Савкин, тогда… что тогда?
Дверь, обитая кожей, не открывалась, сколько Алабин ни звонил. Можно уходить. Но можно и подождать.
Полковник стоял и ждал — неизвестно кого и чего, призывая себя к терпению и мысленно перебирая липовые справки. А вдруг в них — правда, точные факты?
Вероятность ничтожная, крохотная, ибо содержимое конверта — вопиющее нарушение правил военного делопроизводства, но если учесть, что документы составлялись людьми, никакого делопроизводства не знавшими, то… Венгры, к примеру, платили форинтами Управлению военной торговли — на основании всего лишь устной договоренности. Да за такие расчеты в любой воинской части любого военного округа СССР начфина отдадут под суд!
Еще один звонок, последний. Ни шагов не слышно, ни голоса. Алабин тронул ручку двери — и та стала открываться. Он вошел, прислушался. Полутьма прихожей.
Запах пыли. Позвал: «Товарищ майор?..» Молчание. Воздух спертый, квартира одичала, хотя и ощущается давнее присутствие женщины. Большая комната, окнами выходящая во двор, письменный стол у стены — и записка, прижатая массивной пепельницей. Алабин прочитал: «Товарищ полковник! Примите мои извинения. Не ждите. Прощайте». Подпись — мелкая вязь букв, уложенных на завершающую линию росчерка. Кончиками пальцев Алабин уцепился за край записки и выдернул ее из-под пепельницы. Попятился: отпугивала настольная лампа, включенная зачем-то и неизвестно когда. Осторожно закрыл дверь, защелкнув на замок. Лифт не вызывал.
(Двумя этажами выше кто-то подметал площадку, матеря соседа.) Никем так и не замеченный, выбрался из подъезда, свернул под арку, пересек улицу и оказался на бульваре. Спустился в метро. Поднялся наверх, сел в такси. Вся поездка заняла меньше часа. Только вошел в квартиру — телефонный звонок: Коваль. Извиняющийся тон, построение вежливейших фраз таково, что не отвечать нельзя. И ответ был дан: адрес майора Савкина. Полковник Коваль чрезвычайно заинтересовался сумасшедшим офицером. Ему, видите ли, надо послать к нему опытных психиатров.