— Потому что короли заводили любовниц?
— Возможно. Но этому есть и другое объяснение.
— Какое же?
— Не всем королям нравились их королевы, — сказал Зейл, открывая перед Ханной дверь ее апартаментов.
— Похоже, где-то я уже об этом слышала.
Он отпустил ее руку, но не отошел:
— Не хочу противоречить себе, но ты начинаешь мне нравиться. И это все усложняет.
— Почему?
Он окинул ее лицо медленным взглядом из-под ресниц:
— Потому что если ты мне действительно понравишься, я не захочу отпускать тебя.
— Но пока ты не можешь сказать, что я действительно тебе нравлюсь.
— Могу сказать только, что ты нравишься мне все больше и больше.
— Боже, — пробормотала она. Ее сердце было настолько переполнено, что начало болеть. — Какой кошмар.
— Ты озвучила мои мысли, — ответил он, но его голос звучал так чувственно, что у Ханны перехватило дыхание.
Ханна поняла, что безнадежно влюбляется в него.
— Хочешь зайти?
— Уже поздно…
— Не так уж и поздно — всего десять вечера. Мы можем заказать кофе или портвейна.
Он посмотрел на нее долгим взглядом:
— Если я войду к тебе, не думаю, что мне захочется кофе.
— Мы могли бы просто поговорить.
— Ты же знаешь — нам и этого не захочется. — Он опустил взгляд к ее губам. — Если мы окажемся наедине за закрытыми дверьми, я сделаю то, чего я хотел еще с того вечера, когда ты приехала.
— И что же это?
— Мне тяжело контролировать себя.
— Но мне просто любопытно.
— Ты же знаешь, что любопытство сделало с кошкой.
— Да, но было ли это приятно?
Его глаза вспыхнули огнем.
— Чертовски приятно, — произнес он, привлекая ее к себе.
Она откинула голову назад:
— Так значит, кошку сгубило наслаждение?
— Ты несносна. Если будешь продолжать в том же духе, я раздену тебя прямо здесь и зацелую.
— Боюсь, это будет слишком весело для охранников.
— Ты испытываешь меня на прочность.
Ей было приятно обнимать его мускулистое, горячее тело. Она прижалась к нему, потерлась о него, как кошка.
— Я не могу заняться этим здесь, — сказал Зейл. — Было бы как-то неудобно делать это в комнате, где жила моя мать.
— Тогда пойдем к тебе.
Он взглянул ей в глаза:
— Ты серьезно?
Она кивнула:
— Я хочу этого…
— Подожди часик. Остынь. Подумай хорошенько. Потому что если мы хоть раз займемся любовью, обратной дороги уже не будет.