Из-под двери комнаты для переодевания выбивалась полоска света. Лукас тихо подошел к двери, открыл ее, и у него перехватило дыхание: в глубокой ванне, установленной еще его предшественником, томно отдыхала его молодая жена. Ее изящные ступни опирались на бортик ванны, глаза были закрыты, она полностью расслабилась. Сесили была живым воплощением Афродиты. Лукас позволил себе вволю насмотреться на нее и упивался тем, что видел. Скользнув по белой, безупречно гладкой коже длинных ног, его взгляд помедлил на темных кудрях внизу живота, потом двинулся выше и задержался на темных сосках, чуть-чуть выступающих над поверхностью воды, и, наконец, остановился на длинных темных ресницах закрытых глаз. Никогда ни одна богиня не была более соблазнительной. И Лукаса вдруг ошеломила мысль, что это сокровище — Сесили во всей красе — теперь принадлежит ему.
Только ему.
Уинтерсон поклялся про себя, что, пока живет и дышит, сделает все, чтобы у его Амазонки никогда не появилось причин пожалеть об их поспешном браке. Поклялся доказать, что он ее достоин.
Ступая бесшумно, Лукас подошел к Сесили, наклонился над ней и поцеловал в ухо. Сесили вздрогнула от неожиданности, ноги ее соскользнули в воду, подняв брызги. Инстинктивно прикрыв руками груди, она недовольно нахмурилась:
— У тебя что, такая привычка подкрадываться к женщинам, когда они принимают ванну? Имей в виду, я не собираюсь с этим мириться!
Лукаса разбирал смех, но он сумел сдержаться и выслушал порицание с самым серьезным видом.
— Да, мэм. — Без намека на раскаяние он прикоснулся губами теперь уже не к уху, а к шее. — Вам когда-нибудь уже говорили, как вы удивительно прекрасны?
Сесили откинулась назад и посмотрела на него скептически:
— Не в таких длинных выражениях. Обычно гадкие утята не часто слышат комплименты в свой адрес. — Последняя фраза прозвучала с оттенком обиды, о чем Сесили немедленно пожалела и поэтому поспешила добавить: — Впрочем, это совершенно не имеет значения. Только особы вроде Амелии Сноу упиваются пустой лестью, а мне такая ерунда не нужна.
Это были слова женщины, которая слишком долго была объектом язвительных реплик со стороны наименее приятных представителей высшего света. Лукас подозревал, что именно в этом кроется причина неуверенности Сесили в себе. Возможно, она высоко оценивала свои умственные способности, но как женщина была такой же неопытной, как новорожденный жеребенок, который еще только учится ровно стоять на собственных ногах. И Лукас испытал острое желание защитить эту прекрасную и колючую женщину, на которой женился. Бережно взяв за подбородок, он повернул ее голову лицом к себе и мягко, но очень серьезно сказал: