Позже Уинтерсон будет ругать себя за то, что позволил Сесили увидеть это страшное зрелище, но тогда он должен был думать только о задаче, которую предстоит выполнить, иначе ему самому помешало бы отвращение.
— Лукас, смотри! — Сесили осветила содержимое ящика. — Голубая кошка!
Лукас прищурился и увидел, что Сесили права. Перед ними был саркофаг, он лежал на боку вдоль длинной стороны ящика, и они смотрели на его дно. И на деревянном дне саркофага было с мельчайшими подробностями вырезано декоративное изображение кошки. Хорнби пододвинулся ближе, чтобы понять, о чем они говорят. Лукас приказал ему:
— Помогите!
Вдвоем они сумели ухватиться за узкий конец саркофага и вытащить его из ящика. Несколько минут на складе было слышно только, как мужчины тяжело дышат от напряжения.
— Он не должен быть… — проговорил, ловя ртом воздух, Хорнби, — таким тяжелым.
Клерк достал из кармана носовой платок и стал вытирать лоб.
— Наверное, там внутри довольно большая скульптура или с ней захоронено много украшений. Выходит, голубая кошка крупнее, чем мы думали.
Сесили уже подошла к боковой стороне саркофага и принялась ощупывать, в поисках механизма, который должен отпирать крышку. Наконец ее попытка увенчалась успехом.
— Нашла.
Она с громким щелчком освободила зажим и вместе с мужем подняла украшенную резьбой крышку саркофага.
Сесили оглянулась на мистера Хорнби и обратилась к нему:
— В конце концов…
Она снова повернулась к саркофагу и посмотрела внутрь. Но то, что храбрая Амазонка собиралась произнести, осталось несказанным: конец фразы оборвался громким визгом.
Они нашли голубую кошку.
Но они также нашли и Уильяма Далтона.
В тот день они вернулись домой далеко за полночь. Лукас, сообщив матери и невестке новость ровным, успокаивающим тоном, дал обеим возможность поочередно поплакать у него на плече и заверил женщин, что, по-видимому, Уилл умер быстро и не страдал.
Но Сесили, видевшая тело, знала, что определить это было невозможно. Как сказал им сыщик с Боу-стрит[3], вполне могло быть, что Уилл скончался легко. Сесили понимала, что с такой же вероятностью он мог провести последние мгновения жизни, задыхаясь в темной гробнице, но, конечно же, ничего подобного не сказала мужу. Когда они остались одни в спальне, Лукас разделся и умылся, двигаясь словно механический. Сесили смотрела на него, и у нее разрывалось сердце. С тех пор как умерла мать Сесили, прошли годы, но она до сих пор помнила, какой несчастной себя чувствовала. Сейчас, став взрослой, она отчетливо сознавала, что хотя ее скорбь была настоящей, потеря близкого человека переживается куда больнее, когда тебя не защищает барьер особенностей детской психологии. Дети, как она не раз убеждалась, существа довольно эгоистичные. Они не ведают такого глубокого сопереживания, которое в эту самую минуту заставляло ее задаваться вопросом, испытывал ли Уилл предсмертные муки. И уж если об этом задумывается она, будучи едва знакома с Уиллом, то что же говорить о Лукасе? Она могла только представить, какие невыносимые мысли терзают сейчас ее мужа.