– А какой чертовщиной, если не секрет? – мне было по-настоящему интересно.
– Да всякими контактерами, магами и экстрасенсами. – Влад махнул рукой и снова присосался к бутылке. Отдышавшись, он отставил опустевшую посудину, достал из холодильника новую и пожаловался: – До сих пор не знаю, как уложить в голове. Ведь он – это ты, и в то же время нет. Черт! Ну ведь бредово звучит, да? Хорошо еще, что у него-тебя детей не было. По слухам, была какая-то история с погибшей женой, после чего он так ни с кем и не сошелся, а полностью службе себя посвятил. Но…
Я слушал Петрова, а в душе как-то похолодело. Надо же. И у Стасова из моего родного мира жена погибла, только он, оставшийся настоящим Стасовым, так и не забыл свою любовь. А я?
– Ты чего, Андрей? А? – перед глазами появилось бледное лицо Петрова, и… неожиданно для себя я рассказал ему об Олесе. Не про то, конечно, откуда я взялся, а просто о своей жене, которая погибла в результате действий немецких диверсантов, которые через нее пытались выйти на меня. Уже заканчивая рассказ, пожалел об этом, но… откуда я мог знать, что меня так «накроет»? А Влад, дослушав меня с каким-то растерянным и виноватым лицом, покосился на пивные бутылки, тихо матюкнулся и достал из-за диванчика бутылку водки.
– Извини, Андрей, что напомнил тебе… – Помолчав, он с хрустом свернул водочную пробку и щедро «насыпал» ее в пивные бокалы, которыми мы так и не воспользовались по назначению.
– Пиво не для таких случаев… Давай выпьем по-человечески…
Не чокаясь, мы шарахнули теплую водку, которая в этот момент не показалась мне противной. Скорее именно такой, как надо, когда душа ноет от боли, от которой, казалось бы, уже избавился. Ан нет. На месте она, так никуда и не исчезла. И останется в душе навсегда, как бы ни менялась жизнь.
К моменту, когда в сауну в наших поисках пришли Лапин и Никольский, мы с Владом были в состоянии «ни петь, ни рисовать», ведь к тому моменту опытным путем мы выяснили, что теплая водка отлично разбавляется холодным «Портером». А водки за диванчиком было еще две бутылки.
Утро было классическим. В смысле классическим после сильного винопития: головная боль, поганое ощущение во рту и дикое чувство вины перед всем миром! С трудом поднявшись с кровати, я, к своей радости, обнаружил, что мир не без добрых людей! На столе стояла баночка третьей «Балтики», и судя по обильному «поту», выступившему на ее жестяном теле, она была холодной. Через минуту убедившись в своем предположении, я почувствовал себя человеком, голова заработала, и стало страшновато. Дело в том, что я прекрасно знал, как неодобрительно относится Лев Захарович к таким выкрутасам офицеров, и не стал строить иллюзий – достанется мне нехило, а потом еще и в Москве перепадет!