Что до наркотиков, думал Конверс, и до наркоманов, — если в этом мире есть слоны, убегающие от летунов, то обязательно должны быть и любители улета.
Вот, думал Конверс, в чем корень. Он оказался перед моральной дилеммой, но переступил через свои сомнения. Он тоже может придумать соображения поважнее, не хуже прочих.
Но его не покидало чувство смутной неудовлетворенности, и причиной было не одиночество или угрызения совести; то, конечно, был страх. Чувство страха было исключительно важно для Конверса, в сущности, страх был основой его жизни. Это было средство понять собственную душу, формула, подтверждающая его собственное существование. Я боюсь, следовательно, существую, рассуждал Конверс.
* * *
Было еще темно, когда Конверс приехал на аэродром Тансонхат. Лететь предстояло на стареньком «карибу», покрытом коричнево-зелеными камуфляжными узорами. Пока самолет заправляли, Конверс — в руке сумка, свернутая непромокаемая куртка прикреплена к поясу — ждал у взлетной полосы.
Вместе с ним ждали трое молодых людей в легких рубашках в полоску. Адвокаты с гарвардскими дипломами из Комиссии по правовой защите военнослужащих; из их разговора он понял, что они летят в Майлат расследовать дело чернокожего морского пехотинца. Это были участники Движения[27] — с характерными бакенбардами и характерными голосами. Конверс старался держаться от них подальше, хотя они вовсе не походили на неудачников.
«Карибу» взлетел, едва начало светать. Когда набрали высоту, Конверс привязал сумку к металлическому сиденью рядом и стал смотреть в иллюминатор на артиллерийские батареи, посылающие снаряды к зеленеющему горизонту. По мере того как светлело небо, между светящимися следами пущенных снарядов и утренней звездой появлялись звенья «драконов» — боевых вертолетов, возвращавшихся на базу с задания.
В самолете было слишком шумно, чтобы разговаривать, и Конверс задремал.
Когда он проснулся, горячее солнце било прямо в глаза, и он посмотрел сквозь грузовой люк вниз, на тень самолета, бегущую по бледно-зеленому океану. Они летели ярдах в двухстах от линии берега вдоль белой песчаной полосы, окаймленной кокосовыми пальмами, Позади пальм блестели отраженным солнцем жестяные крыши.
Сверху Майлат походил на кучки гнутого металла; багряные деревья тянулись вверх между его крышами, как яркая трава между консервными банками на свалке. Возле гавани стояли крытые черепицей строения старой французской крепости, где сейчас размещался штаб. В центре города поднимались два медных, позеленевших от времени, невысоких церковных шпиля — близнецы, увенчанные крестами.