— Входи, приятель, — сказал человеку Холи-о.
Холи-о стоял у металлических дверей и проверял билеты. Он взял у последнего билет, оторвал корешок, бросил в деревянный ящик и закрыл двери.
У Холи-о была дубинка, на которой он вырезал фигурки животных и богов своего родного Самоа, как он их себе представлял. Дубинка висела на ременной петле сбоку ящика. Закрыв двери за последним зрителем, Холи-о взял дубинку и вышел на тротуар перед кассовой будкой, держа дубинку на изготовку, как полицейский в оцеплении.
Мардж и Холи-о ждали появления ребят-инкассаторов.
Ребята прибыли через две минуты после того, как последний зритель вошел в зал. Поставили свой «тандерберд» напротив кассы, во втором ряду, и выскочили из машины. Это были опрятные, чисто выбритые молодые люди с оливкового цвета кожей. Оба были в куртках цвета хаки, а на одном еще и форменная непромокаемая фуражка с ремешком, застегнутым на затылке.
— Салют, Холи-о!
Они направились прямиком к кассе, где находилась Мардж.
— Салют, ребята! — откликнулся Холи-о.
Мардж открыла дверь своей будки; ребята стояли рядом, оглядывая улицу. Иногда бывало, что им не нравился кто-то из прохожих, вызывал у них тревогу. Если подозрительного вида человек был белый, ребята называли его стояком, если чернокожий — то ерзилой. Обитатели Третьей улицы и зрительская публика были у них бродягами или ворюгами. Мардж никогда не могла понять, кем именно.
— Салют, подружка! — Это был тот, что в фуражке и с сумкой.
Мардж вынула кассу и заперла аппарат.
— Привет, — ответила она.
Про себя она называла его Шапка. Как-то, вконец измученная, она так и ответила ему: «Привет, Шапка!» Она была в таком состоянии в тот вечер, что обсчитала себя, вместо того чтобы обсчитать «бродяг». Или «ворюг».
Тогда Шапка только взглянул на нее. «О, — сказал он, — тебе нравится моя фуражка?»
Она вошла за Холи-о и ребятами в темный кинотеатр, и все направились в кабинет Холи-о, чтобы отпереть Ровену и забрать выручку от лотка со сластями. Холи-о держал Ровену с ее выручкой в своем кабинете, пока не приедут ребята-инкассаторы. Раньше, еще с год назад, он на время последнего сеанса запирал конфетную кассу в дамском туалете, но потом в «Одеон» повадились ходить и женщины — такие уж настали времена, — и туалет приходилось открывать.
Ровена, поставив на пол у ног свой ящик с выручкой, куталась в зеленое пончо, словно ей было холодно. В кабинете Холи-о было вовсе не холодно, зато сильно пахло марихуаной, которую курила Ровена.
— Салют, подружка! — поздоровался Шапка с Ровеной.
Ровена, покусывая нижнюю губу, невидяще смотрела сквозь квадратные очки.