— Дуглас, — сказал Конверс, — это не то же самое. Околачиваться в Сайгоне или отправиться добровольцем на войну в Испанию — все же разные вещи. Я имею в виду, что, по сути, мы были по разные стороны баррикад.
— Кто? — удивился Дуглас. — По разные стороны? Ты и я? — Он засмеялся и замахал руками. — Ты, наверно, фашист.
— Если объективно, то, думаю, так оно и есть.
Дуглас наслаждался.
— Объективно! Объективно то, объективно это. Так любил говорить Элмер. Ты знал, что он был у нас замполитом? Говорил, бывало, что нет большой разницы между миссис Рузвельт и Гитлером. Объективно! И это была тогда не партийная линия — это Элмер сам.
Конверс натянул на себя спальный мешок и оперся на локоть. А Дуглас продолжал:
— У меня был друг в Амхерсте[47], которого звали Энди Стрич. Он погиб в Хараме[48]. А еще был парнишка из университета Индианы, его звали Питер Шульц. И другой, Гелб, которому было только восемнадцать. Едва школу окончил, можешь себе представить? Они все погибли в Хараме.
К удивлению Конверса, он запел на мотив «Долины Красной реки»[49]: «Есть долина в Испании по названью Харама». Но, пропев первую строчку, замолчал.
— Ох, не пой, — сказал он кому-то невидимому. — Мавры! Они были маврами. Я тогда думал — молодой был, глупый, — что это как в «Песне о Роланде». Мавры. Они подходили к проволочному заграждению, делая вид, что сдаются. Некоторые из них говорили по-английски. Нам, несчастным простачкам, всегда хотелось верить им. Были ребята, которые пропускали их через ограждение и получали ножом в живот.
— Чурки не лучше, — сказал Конверс. — Объективно.
— Ты не должен называть их чурками, — сказал Дуглас. — Мы мавров так не называли.
— Косоглазые же нас так называли. По-вьетнамски.
— Был у меня еще один друг из Амхерста, Поллард. Его расстреляли за трусость. Хотели расстрелять и меня. Тоже за трусость. Не то чтобы я был настолько труслив, вовсе нет. Элмер спас мне жизнь. Но это задело мои чувства, понимаешь? Задело самым неприятным образом. Так что я не пошел воевать во Вторую мировую.
— Если бы я был на твоем месте, меня бы расстреляли, — сказал Конверс. Локоть у него совсем затек. — Меня еще могут убить.
— В Сан-Франциско не убивают за трусость, Джон.
— Убивают.
Конверс уже засыпал, но тут неожиданная мысль заставила его сесть на стульях.
— Чармиан! — воскликнул он. — Ах ты черт! Все это из-за нее.
— Очень милое старинное имя, которое любят давать в Южных штатах.
— Дело в ней. Из-за нее я и влип.
— А, — сказал Дуглас, — так ты влюбился.
— Какое там «влюбился». Просто я был там, она тоже, и хотелось сделать ей приятно.