Тем не менее граф Сноудон продолжал идти, уже почти не обливаясь потом — воды в организме не хватало, солнце вытопило чертову воду. Он старался делать неглубокие выдохи — при выдохе тоже теряется вода — и идти в тени деревьев, не выходя на открытое солнце.
Потом он увидел протоптанную тропинку и поспешил по ней, надеясь на чудо. И Господь явил ему чудо — в виде заботливо оборудованного родника с большим черпаком, выложенным камнем ложем родника и крестом высотой не меньше семи футов над тем местом, откуда извергалась вода. Получается, вода была еще и освященной.
Лейтенант напился, достал упаковку презервативов и использовал два из них, чтобы набрать воды про запас. Повеселевший, он тронулся дальше — теперь он сможет идти не меньше суток, даже если не найдет еще воду.
Эти места поражали лейтенанта своей безлюдностью. В Уэльсе тоже не так уж много людей… Было много во времена промышленной революции, было много, когда работали шахты, выдавая на-гора самый качественный в мире уголь — кардифф, а теперь он сам со сверстниками играл в заброшенном шахтерском поселке и как-то раз чуть не свалился в шахту. Но тут… такое ощущение, что попал на землю в самые первые часы после мироздания. Ослепительное палящее солнце, рощи, перелески, меловые холмы — и ни следа человека. Только дорога — он держал ее в виду, по ней еще не проехала ни одна машина.
Потом он услышал шум трактора и решил, что поторопился с выводами.
Трактор он обошел — судя по тому, что он увидел, кто-то заготавливал сено — и решил, что надо быть осторожнее. Большое количество выпитой воды дало о себе знать — вода вышла из него вместе с потом, образовав соляную корку; в местах, где ткань постоянно соприкасалась с кожей, уже образовались потертости, которые вот-вот грозили превратиться в кровавые, вызывающие мучительную боль из-за содранной кожи и высыпающей соли раны. Граф укорил себя за поспешность — он был из отряда военных альпинистов, не знал многого про пустыню, но то, что так поспешно и много пить после обезвоживания нельзя — знал. Решившись на отчаянный шаг, он сбросил рубашку совсем и, голый по пояс, со свернутой за спиной одеждой двинулся далее.
К зданию, которым заканчивалась дорога, он вышел ближе к закату…
Здание это с первого взгляда не оставляло сомнений в том, что оно обжито и используется людьми. Двери были закрыты, но прямо у дверей стоял трактор, а над трубой, которую видел граф, поднимался дымок. Это здание не было похоже на коммуну, он подумал, почему решил — нет детей. Где сельскохозяйственная коммуна — там всегда играют дети, и там, где живут простые люди, — тоже играют дети. Дети — неотъемлемая часть любого человеческого общества, их не удержать в четырех стенах, они обязательно выбегут наружу, чтобы жадно познавать открывающийся перед ними мир. И если детей нет — значит, это либо монастырь, либо что-то похуже.