— Понимаю. Мы в девятнадцатом на фронте не для того погибали, чтобы вы теперь, в двадцать первом, всякую дрянь плодили. Ваша новая жизнь мне не нравится! Не за это я своих людей в тыл Врангеля водил, не за это мы свои жизни добровольно и сознательно революции отдали!
— А ты Врангеля живого видел? — с интересом спросил начмил.
Шавров обалдело посмотрел — не ожидал такого поворота, но ответил с гордостью:
— Видел в Севастополе. Он из своего штаба вышел — в гостинице «Кист» у них штаб размещался…
— Ну и дальше, дальше? — Начмил, словно гимназист, заинтересованный невероятной историей, схватил Шаврова за руку.
— Да ничего такого, — скромно пожал плечами Шавров, — сел в свой белый «Даймлер» и уехал. На фронт. Он каждый день на фронт ездил.
— И ты его не убил? — с искренним недоумением спросил начмил.
— Приказа не было.
— Значит, ты умеешь выполнять приказы? — Начмил встал, отчужденно взглянул на Шаврова. — Ну так вот: мы здесь, в кабинетах с вареньем, тоже умеем… Товарищем Лениным приказан нэп. Вот и нишкни! Но так как голова у тебя дурацкая — снизойду до объяснений. Первое: этот красноармеец стал бандитом, потому что молод, неустойчив, поддался трудностям. Главная же трудность в том, что многомиллионная армия больше не нужна и поэтому в большинстве своем демобилизована, почему мы и видим тебя перед собой. Второе: фабрики и заводы стоят, и обеспечить миллионы красноармейцев работой не могут. Неустойчивые безработные становятся бандитами. И убивают. Как этот… За понюх табаку. За последние три дня… — начмил взял со стола сводку, — бандиты убили шестерых обывателей и троих моих работников. Хотя мы все тут и не люди… — он потянулся к колокольчику. — Ты, Шавров, пусть молодой, но член партии, большевик. Задумайся вовремя. Мысли твои не от ума, а от истерики, поступки — того хуже… — Он позвонил, вошел начальник конвоя, остановился на пороге. — Вот что, Малахов… — начмил снял пенсне и начал тереть глаза, — проводи товарища на выход.
— «На выход» — это, стало быть, в расход? — спросил Шавров.
— На выход — это на выход, — сузил глаза начмил. — А в расход — это в расход. Не там второе дно ищешь, краском. Еще раз говорю, смотри не ошибись, — и, поняв по лицу Шаврова, что тот хочет задать какой-то вопрос, поднял руку. — Ты помолчи лучше… Допустим, ты не обознался. Допустим — этот бандит — твой Музыкин. Ну и что? Снисхождения заслуживает? Ни один преступник из наших рядов не заслуживает снисхождения. Свой организм, Шавров, надо охранять безжалостно! Иначе мы погубим революцию. Музыкина… Тьфу, этого… расстреляют, ступай…