И сержант, опрометчиво взятый им в ЗАПе, становился ему ближе…
Лена, единственная летчица, заброшенная на МТФ с передовой командой, не слушая попреков усача-коменданта («Не верти полотнища, не дергай!..»), разругавшись с ним, осталась на полосе с флажками, чтобы встретить своих летчиков, а главное, сопроводить старшего лейтенанта Баранова на приготовленное ему местечко. Выкрик вошедшего в раж майора «Мог зарубить Баранова!» ужаснул ее и просветлил, как бывает, когда события, гнетущие душу, неожиданно находят новое, желанное для человека освещение. Впечатление от победы Баранова в Конной было так глубоко и сильно, что возможность обелить старшего лейтенанта в собственных глазах Лена восприняла с радостью. Снять с него некую вину за жалкое существование, уготованное ей после Обливской… Вот кто срубил барановский «ЯК» — сержант! Вот кто, по сути, оставил ее без машины… Она переносила вину на сержанта, которого гоняет – и правильно делает – командир полка. Она переменилась к сержанту. Понимая, что через полчаса, через час он пойдет на задание, она становилась на сторону майора и с чувством некоторого превосходства над сержантом склонялась к мысли, что при такой выучке ему, для его же собственного блага, необходима серьезная шлифовка… На ходу, между вылетами, когда же?
— Я так рада, что вас вижу, товарищ майор, — неожиданно, очень серьезно проговорила Бахарева. — Мы вас при штурмовке Обливской прикрывали, — добавила она несмело.
— На Обливскую не летал!
— Вас… не сбили?
— Представьте, нет!
— Я не в том смысле, товарищ майор!.. Господи!.. Меня так мариновали, не пускали и не пускали. Не знаю, как я их уговорила… Я с вынужденной самолет пригналя! — спешила она объяснить, от торопливости и волнения забавно, как первоклашка, смягчая глагол (и больше Егошин уже не сомневался в том, кто призывал в эфире «ишачка» на помощь). — Сама меняла в поле дюрит, сама его драила… И у меня его отняли!.. Но если бы вы видели, как все произошло, вы бы тоже сказали, что я не виновата, и мне бы дали самолет!
— Не надо горячиться, Бахарева. Не надо пороть горячки:
— А чего ждать? — в упор спросила Лена. — Вы можете ответить, товарищ майор: чего сейчас ждать?!
…Ее пытались урезонить и раньше, еще в аэроклубе. «Бахарева, куда ты рвешься?» — спросил ее однажды инструктор как бы по-свойски, а вместе и неодобрительно.
В дни полетов курсанты аэроклуба получали булочку из сеяной муки и стакан молока, «ворошиловский завтрак». Климент Ефремович Ворошилов перед войной во главе Красной Армии не стоял, наркомом обороны не являлся, но ребята, метко бившие из мелкокалиберки по стандартным мишеням типа «фашист», носили нагрудный знак «Ворошиловский стрелок», и завтраки, введенные его известным в летной среде приказом, назывались «ворошиловскими». Завтраки были бесплатными и как нельзя лучше отвечали зову вечной студенческой голодухи.