Подвал я сразу окрестил «приютом сумасшедшего». Его стены были плотно завешены старинными, потрёпанными от времени картами, на которых до сих пор не была обозначена Америка, но зато в огромном количестве присутствовали разномастные чудища, якобы населяющие невиданные земли, и прочая ересь. Конкуренцию картам составляли средневековые гравюры, в основном на мистические сюжеты. Святой Георгий без устали боролся с драконом, инквизиторы жгли ведьм, звери терзали мучеников, крысы дожирали жадного епископа, бесстыдные суккубы и инкубы совращали христиан… Нарисованных скелетов с косами, без кос, без черепов, и черепов без скелетов было предостаточно. Помещение словно было наполнено всякими демонами и дьяволом во всех его ипостасях, однако я не увидел ничего на тему мук Ада, излюбленный сюжет отца Ива. Декоратор также обошёл стороной Страшный суд.
Майкл Квинси встал во главе длинного стола и пригласил всех сесть. Загромыхали массивные стулья.
Я с облегчением отметил, что среди моих соседей не оказалось «бульдога», а место напротив меня вообще никто не занял. Даже гравюра, на которую я был вынужден смотреть, была не самой мерзкой: рыцарь, стоя рядом с поверженным товарищем, защищался от волка. Я осторожно огляделся. Шесть мест никто не занимал, видимо, не все смогли приехать на собрание.
Председатель раскрыл фолиант, на обложке которого красовалось такое же изображение, что и на перстнях — рука, сжимающая стебель цветка. Зашуршал страницами.
— Прежде чем я объявлю собрание открытым, выясним состав присутствующих. Роджер Эпплби!
Никто ему не ответил.
Мистер Квинси невозмутимо сделал пометку в книге чёрным пером, предварительно обмакнув его в чернильницу.
— Дениэл Брук!
— Имею честь находиться здесь, сэр, — откликнулся кто-то в самом конце стола.
— Перси Филдвик!
Опять молчание.
Не успел председатель поднести к бумаге кончик пера, как вдруг непонятно откуда донёсся приятный звонкий голос:
— Я здесь, господа! От всего сердца прошу прощения за своё опоздание. Надеюсь, вы на меня не в обиде?
Все, как школьники, одновременно повернулись, чтобы увидеть опоздавшего. К столу неспешной походкой приближался изысканно одетый молодой человек. Высокий, широкоплечий, с идеально выбритым лицом он создавал впечатление открытого и уверенного в себе джентльмена, который привык быть в центре внимания. Его как будто нисколько не смущало, что остальные могли принять его непунктуальность за намеренный эпатаж. Из всех свободных мест он почему-то выбрал именно то, что было напротив меня. Он изящным движением снял шляпу и провёл рукой по длинным волнистым волосам, отливающим золотом при свете свеч. На пару мгновений он задержал взгляд на мне и почти доброжелательно улыбнулся. Я закусил губу. Бесспорно, этот человек был прекрасен, как статуя Аполлона, и наверняка художники готовы выстроиться в очередь, чтобы изобразить его на портрете, но я не собирался улыбаться ему в ответ. Мне нельзя было терять бдительности.