В глазах всех женщин она видела отраженный блеск драгоценностей, которые могла бы надеть, когда захочет: будто их сверкание достигало ее из далекого банка, где они лежали за семью печатями в сейфе Олтрингема. Какой дурой она была, подумав, что Стреффорд поверит, будто она равнодушна к ним!
Супруга посла, бесцветная чопорная особа, вела себя несколько менее приветливо, чем хотелось бы, но ничего удивительного: их дочь леди Джоан — хорошенькая девушка, опасно хорошенькая, чтобы с ней не считаться; наверное, все в зале понимали это. И вдовствующая герцогиня очаровательна, ну вылитый Стреффорд, только в парике и фальшивых жемчугах (таких же фальшивых, как ее зубы, не сомневалась Сюзи); сердечность ее была столь демонстративна, что будущей невесте было трудней объяснить ее, чем холодность леди Эскот, пока она не услышала, когда они проходили в зал, как старая леди прошипела своему племяннику: «Стрефф, дорогой, когда найдется свободная минутка и сможешь заглянуть в мой жалкий пансион, ты, я знаю, сумеешь объяснить в двух словах, что надо сделать, чтобы успокоить моих ужасных ростовщиков… И приводи свою изысканную американку, хорошо?.. Нет, Джоан Сенешаль слишком уж куколка, на мой вкус… Скучна…»
Да, этот сладкий привкус вновь остался на ее губах. Несколько дней спустя она начала удивляться, как мысль о ласках Стреффорда могла так ее тревожить. Конечно, он не был щедр на них; но когда он прикасался к ней, даже во время поцелуя, это уже, казалось, не имеет значения. За первой чуть ли не истерикой последовала милосердная почти бесчувственность.
То же, несомненно, будет и в отношении всего остального в ее новой жизни. Если это не вызовет никакой острой реакции, страдания или наслаждения, само отсутствие чувства принесет покой. А между тем она испытывала то, что, как начала подозревать, было максимальным блаженством для большинства женщин ее круга: дни, заполненные встречами, приятное возбуждение толп модниц, удовольствие схватить драгоценность или безделушку, или новый фасон под носом у лучшей подруги, или быть приглашенной на некий закрытый просмотр или эксклюзивное представление, куда не смогла попасть лучшая подруга. Теперь не существовало ничего, что она не могла бы купить, ни одного места, куда она не могла бы пойти: оставалось только выбирать и торжествовать. И на какое-то время все эти пустяковые волнения дали ей иллюзию радости жизни.
Стреффорд, как она ожидала, отложил свое возвращение в Англию, и они уже почти три недели жили вместе, фактически открыто подтвердив свои новые отношения. В конце концов ей это понравилось, самое легкое было просто находиться со Стреффордом — обратиться к старой испытанной дружбе, чтобы сгладить ощущение необычности. Но хотя она так быстро привыкла к его ласкам, сам он оставался странно чуждым: временами она отнюдь не была уверена, что говорит с прежним Стреффордом. Дело было не в том, что его взгляды изменились, а в том, что его теперь занимали и увлекали новые вещи. Он находил почти детское удовольствие в самых незначительных сторонах своего высокого положения; и хотя по-прежнему смеялся как над своими привилегиями, так и обязанностями, это был ревнивый смех.