Стреффорд молча выслушал ее, подумал и наконец сказал:
— Что ж… таковы были условия вашей сделки, так ведь?
— Да, но…
— Точно — я всегда тебе это говорил. Ты просто еще не готова отпустить его… только и всего.
Она зарделась.
— Ох, Стрефф… неужели это конец?
— Это был лишь вопрос времени. Если сомневаешься, попробуй пожить в тех двух комнатах без прислуги; потом сообщишь мне, долго ли выдержала. Да, моя дорогая, это лишь вопрос времени, когда живешь во дворце с паровой яхтой у портала, с парком авто в гараже; оглянись вокруг, и поймешь. Неужели ты когда-нибудь воображала, что ты и Ник, в отличие от всех людей, избежите общей судьбы и будете бессмертны, как мистер и миссис Тифон,[20] тогда как все вечные любови вокруг вас разбиваются, а ваши родные Штаты, где несложно развестись, богатеют на этом?
Она сидела с поникшей головой, и свинцовый груз долгой предстоящей жизни давил ей на плечи.
— Но я так молода… а жизнь так длинна. Что же будет дальше?
— Ты еще слишком молода, чтобы поверить мне, хотя достаточно умна, чтобы понять, что я скажу.
— Так что же?
— Власть вещей, без которых, как всем нам кажется, можно обойтись. Человеческие привычки прочней египетских пирамид. Удобства, роскошь, атмосфера свободы… а превыше всего возможность избежать скуки и монотонности, ограниченности и уродства. Ты выбрала эту возможность инстинктивно, еще не успев повзрослеть; и Ник так же. Единственное различие между вами в том, что ему хватило ума раньше тебя понять: это все вещи непреходящие, необходимые прежде всего.
— Не верю!
— Конечно не веришь: в твоем возрасте меркантильность не оправдывают. А вдобавок тебя смертельно задело то, что Ник уяснил все раньше тебя и не стал скрывать этого за лицемерными речами.
— Но есть же люди…
— Да, есть… святые, гении и герои — фанатики как один! По-твоему, к какой из этих категорий относимся мы, люди недалекие? А герои и гении — разве у них нет своих безмерных слабостей, своих безмерных желаний? Как же нам не быть жертвами наших скромных слабостей и желаний?
Минуту она сидела молча, потом сказала:
— Но, Стрефф, как ты можешь говорить такое, когда я знаю, что ты любишь: любишь меня, например.
— Люблю? — Он положил ладонь на ее руку. — Но, моя дорогая, мимолетность человеческой любви и делает ее столь драгоценной. Потому что мы знаем: невозможно удержать ее, или друг друга, или что угодно…
— Да… да… но помолчи, пожалуйста! Не говори так!
Она встала, слезы мешали ей говорить, он поднялся следом.
— Тогда пойдем; куда направимся перекусить? — сказал он с улыбкой, беря ее под руку.