Сестра моя считает себя очень красивой женщиной. Я этого не нахожу, также, как не согласна и с её презрительным взглядом на меня: мой жанр — немножко цыганский, её — «королевский», она — высокая, полная, белая, с водянисто-голубыми глазами, которые имеют способность выцветать чуть не добела при всякой вспышке гнева. Муж её — полный господин, с плоским лицом, большим ртом, с толстыми губами и чёрными, масляными, странно играющими как у кота глазами. Мне всегда казалось, что он, — или поймал мышь и только что благополучно проглотил её, или высмотрел её нору и… поджидает. Сестра ревнует его, делает ему сцены… Сначала мне это было очень смешно; но, затем, я поняла впоследствии, что ревность эта имела своё хозяйственное оправдание, так как флирты подобных господ должны стоить очень дорого. В памятный день моей свадьбы я, помню, всюду встречалась с его глазами, и мне почему-то становилось стыдно; я даже, помню, спросила его: «Почему вы так смотрите на меня?» Он мне ответил каким-то странным смехом и совсем непонятными для меня словами: «Запоминаю их сегодня, чтобы проверить завтра»… Я глупо засмеялась. Я в этот день — нервная, взволнованная — смеялась всему, что говорили. Муж меня несколько раз в день заставляли произносить это слово, и всякий раз при этом прибавляли: «Ещё ненастоящий»… — беспрестанно останавливал меня, к моему громадному смущению, брал меня за талию, фамильярно похлопывал по щеке, даже раза два на ходу поймал меня и поцеловал. Мой протест, чуть не со слезами, опять-таки насмешил всех:
— Ого, какой дичок!
— Обойдётся… — самоуверенно отвечал он.
За нескончаемым обедом, когда начались тосты, я окончательно растерялась от странных слов, намёков и пожеланий…
Скажите, вы бывали на таких свадебных провинциальных обедах? Вы понимаете в моём простом рассказе всю ту массу унижения, горечи, злости, которая охватила мою душу потом, когда я поняла всю прелесть, всю деликатность людей в отношении молодой, вполне невинной девушки, вступающей в жизнь. О, как я понимаю теперь тех людей, которые убегают сейчас после свадьбы куда-нибудь далеко, где никто не догадается, что они — новобрачные.
Совсем загнанная, встревоженная каким-то тёмным, мне самой непонятным предчувствием, я растерянно обводила глазами стол и встретилась взглядом с единственным симпатичным мне лицом; это был мой молодой шафер, Миша — двоюродный брат мужа сестры. Лицо его пылало, глаза были полны обиды и злости. Я даже растерялась, глядя на него: мне казалось, что именно я своим глупым смехом, ответами невпопад вызвала его раздражение. После обеда, в общей суматохе, я встретилась с ним в крошечном кабинете, где ещё не было никого.