До больницы мы ехали в напряженном молчании. В приемном покое врач осмотрел меня и сделал обезболивание, чтобы вынуть осколки и наложить швы.
Я сидела на больничной кровати и безразлично слушала, как звякают осколки вынутого стекла о дно металлического тазика. По щекам по-прежнему текли слезы, которые я молча глотала. Я невольно поежилась, когда доктор расковырял рану, чтобы исследовать ткани на наличие оставшихся осколков. А затем, когда он начал накладывать швы, постепенно впала в состояние ступора.
Врач попросил меня объяснить, как такое могло случиться, и Джордж сразу напрягся. Но за последние несколько месяцев я настолько навострилась врать, что легко и непринужденно выдала историю о том, как поскользнулась на мокром полу. Меня не волновало, поверит мне доктор или нет, но, похоже, причин сомневаться у него не было. И вот, проведя несколько часов в больнице, мы наконец отправились домой.
– Я постараюсь все утрясти, – проворчал Джордж, когда мы ехали назад. – Отправляйся в свою комнату и предоставь остальное мне. Хорошо?
– Хорошо, – прошептала я.
– Но ведь должен же быть хоть какой-нибудь способ вам двоим ужиться под одной крышей, – пробурчал Джордж, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне.
И, судя по его тону, он явно считал, будто здесь есть доля и моей вины, причем даже больше, чем ее. Я бессильно сжала зубы. Выходит, он всегда будет на ее стороне, а значит, она на этом не остановится.
Я рассчитывала, что, когда мы приедем домой, не увижу машины Кэрол. Даже не знаю почему. Может, просто надеялась, что она уедет. Но ее синий «джип» неподвижно стоял на подъездной дорожке. Джордж остановился за ним, и я, оберегая перевязанную руку, соскользнула с сиденья и неохотно побрела к дому.
Кэрол уже успела убрать осколки и даже заделать дыру прозрачным пластиком. Но поблизости ее пока не было видно. Я прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Анестезия еще не отошла, но рука уже начала потихоньку болезненно пульсировать. Я легла на кровать и уставилась в потолок, не чувствуя ни печали, ни гнева, а только какую-то странную опустошенность. Я позволила себе ни о чем не думать, впала в привычное оцепенение, укрывшись им, словно старым одеялом.
Сверху доносились сердитые голоса и рыдания детей. Я закрыла глаза и от всего отключилась. Мне показалось, что она умоляет Джорджа плачущим голосом. Затем все стихло. Кажется, Джордж спустился по лестнице и прошел на кухню. Но потом усталость взяла свое, и я потихоньку уснула.
И проспала до самого утра. А когда проснулась, то обнаружила, что спала не раздеваясь, прямо поверх одеяла. Испуганно посмотрела на часы, но будильник должен был прозвенеть только через десять минут.