— О Бастер, Бастер! — вскрикнула она с отчаянием. — Что я буду делать?! — Собака, свернувшаяся у ее ног, тотчас подняла голову и наставила уши.
Дверь с треском распахнулась. Это был Джордж, красный, сияющий, размахивающий белой карточкой.
— Зельда, Зельда, котеночек, погляди-ка! Вот оно, наконец! Удача, дорогая, удача! Смотри, что принес капельдинер…
Она взяла из его рук визитную карточку. «Мистер Вильям Моррисон.» А поперек было написано карандашом: «Загляните ко мне в контору завтра. В. М.».
8
— Это вы, доктор?.. Говорит Зельда. Мне нужен ваш совет как врача. Я знаю, вы бросили практику, но это очень важно, мне нужно увидеться с вами. Можно мне прийти?
Смущенное покашливание. Доктор, чтобы выиграть время, притворяется, что не расслышал. Она терпеливо повторяет. Наконец:
— Нет, лучше я к вам зайду. Скажите адрес.
— Сегодня же, доктор, пожалуйста. — Она назвала улицу и номер дома.
Повесив трубку, она медленно направилась домой. В густом тумане солнечный свет принял какой-то медный оттенок. Устало взобралась Зельда наверх, останавливаясь на каждой ступеньке, как старуха.
Джордж ушел, оставив ей записку:
«Моррисон сказал, что сегодня ожидает телеграммы из Чикаго. Я иду к нему — и сразу же обратно домой. Молись, девочка, чтобы удалось! Джордж».
И под этим нарисована какая-то карикатура.
Не снимая шляпы, Зельда упала на стул и с морщиной боли меж бровей читала и перечитывала записку.
Потом, раздевшись, легла на кровать, ожидая, когда мучительное состояние пройдет. Но миновал час, другой, ей не становилось легче. Тогда она с трудом поднялась и, примостившись у окна, принялась писать Джону.
9
Бойльстон явился ровно в три. В первый раз Зельда видела его таким франтом: в перчатках, с тростью, с гвоздикой в петлице. Даже стекла пенсне и толстая цепочка за ухом, казалось, блестели как-то особенно. Но Зельде было не до любования им. Впустив его в убогую гостиную Касси, она заперла дверь и приступила прямо к делу.
Пока она говорила, в докторе произошла перемена: на лице проступило профессиональное выражение, он сложил губы, как бы готовясь засвистеть, покачивал головой, слушая Зельду, и потирал руки знакомым ей жестом.
— О дорогая моя, дорогая, — сказал он сочувственно, — это ужасная неприятность. Я понимаю ваше положение.
— А это серьезная операция, доктор?
— Да как вам сказать… Главное — очень рискованная. Это — не разрешается законом, вы знаете.
— Да, знаю. Оттого-то я и обратилась к вам.
— Ко мне?!
— Я никого не знаю, кроме вас. А вы — я помню — когда-то проделывали эти вещи.
— О, много лет назад… Много лет…