Он заговорил о погоде. Зима нынче рано началась, недавно даже шел снег… А его огорченный взгляд украдкой скользил по исхудавшему, бескровному лицу Зельды.
— Разве я такой урод, Джон?
— Нет, мисс Зельда, нет. Вы… Вы всегда останетесь красивой, но вы так… У вас такой болезненный вид!..
Целые недели, месяцы Зельда считала, что ей теперь решительно все равно, будет она нравиться или нет и что мужчины больше для нее не существуют. А тут вдруг простодушное разочарование Джона вызвало в ней смутное огорчение.
— Это ничего! — сказала она, скорее самой себе, чем Джону. — Главное, — что я вырвалась из тюрьмы и снова здесь, куда так стремилась. Увидите, как скоро я поправлюсь… Ах, Джон, вы понятия не имеете, от чего вы меня спасли! Я была уже на дне, Джон, понимаете — на дне, а теперь я снова выплыла, снова живу, снова в Нью-Йорке, и только благодаря вам…
— И благодаря мадам.
— Да, конечно, и мадам. Как она поживает?
— Да приблизительно также, как и прежде. Правда, ходит она теперь с трудом, и только по комнате, и ни читать, ни шить не может — слишком слабое зрение. Сидит целые дни в кресле и волнуется, что в доме беспорядок.
— Да что такое с нею, Джон?
— Не пойму. Доктор называет это «тромбоз».
— А, знаю! За три месяца в больнице я кое-чему научилась… Боже мой, Джон, кто там не был, не знает, что такое ад!
— Но отчего вы раньше не написали? Столько времени от вас не было ни строчки, а мои письма возвращались обратно, и мы с мадам не могли понять, что с вами случилось, и я представлял себе всякие ужасные вещи…
— Какие именно, Джон? — спросила Зельда с тенью прежнего лукавства.
Он покраснел и замялся. Джона всегда было очень легко сконфузить.
— Ну, идем, — сказала Зельда, повиснув на его руке. — Я хочу поскорее увидеть мадам. Кстати, что за работу она намерена мне поручить?
Джон стал объяснять. Тем временем они вышли на покрытую снегом улицу и, несмотря на настойчивые уверения Зельды, что она дойдет пешком, Джон подозвал кэб.
— Нет, нет, мисс Зельда, это дальше, чем вам кажется. И вы… вы еще не совсем окрепли, садитесь.
Было так приятно, что есть кто-то, кто беспокоится о тебе. Она нежно погладила руку Джона.
— Какой вы милый, Джон.
Он побагровел еще больше, но она не обратила на это внимания.
— Послушайте, Джон… Вы, должно быть, все, что имели, отослали мне на дорогу?
— Большую часть этих денег дала мадам. И потом… вы же знаете, у меня есть богатая сестра.
— Хорошо, но, кто бы ни дал эти деньги, я хочу, чтобы вы знали: я намерена работать до потери сил, чтобы вернуть их.
— Вы… вы никому ничего не должны, мисс Зельда. Это был… под-д-арок. Вы нам нужны здесь. Вот мы вас и выписали. Мадам готова была расцеловать меня, когда я предложил это. Она давно хотела взять кого-нибудь, чтобы присматривать за всем в доме. Вам следовало сразу написать нам… Я говорю — нам, потому что я очень подружился с мадам. Я восхищаюсь ею! Это — великодушная женщина. Каждый день я навещаю ее. И мы беседуем. Если бы вы приехали раньше, жильцы бы не разбежались. Ведь некому было следить за порядком! Уже с прошлого августа пустует много комнат. Все поживут недельку-другую, а потом… вы же знаете, как близко она принимает это к сердцу. Когда уехал Мэсис, она даже плакала, больно было на нее смотреть.