Но любовь к Майклу, мысль о нем, воспоминание о их последнем свидании, трепетное ожидание новой встречи наполняли ее жизнь и заслоняли все: тяжелую атмосферу в доме дяди, чуждую обстановку курсов, грубость новых коллег, гораздо старше ее и в большинстве своем принадлежавших к совсем другому кругу, чем Зельда… Она ничего не замечала, и для нее было полнейшей неожиданностью, когда однажды тетушка открыла комнатку, где хранились платья Зельды, собрала все в узел и ушла, унося его с собой. Потом, воротясь, забрала обувь и шляпы. Оставила только ночной чепчик и капот. Зельда поняла, что все открылось и ее перевели на положение заключенной, пока не будет решено, как с ней поступить. Нора молча приносила еду на подносе. Три дня Зельда не видела никого, кроме горничной.
Одиночество, беспомощность и беспокойство, растущее с каждым часом, были уже сами по себе наказанием, и суровый дядя был бы доволен, если бы знал, как тяжело это повлияло на племянницу. Сердце у нее болело; она тосковала по Майклу, но не было возможности послать ему хоть одно словечко, рассказать, как она рвется к нему, как заняты им все ее мысли. Несомненно, его мать так же сурово обошлась с ним, как дядя и тетка с ней, с Зельдой. Их хотят разлучить. Кого же из них отошлют отсюда? Майкла?.. Нет, скорее ее… Но куда?
Наутро четвертого дня у ее двери послышались тяжелые шаги дяди Кейлеба. Он отпер дверь. Как ненавистны были Зельде его угрюмое лицо и эта черная борода мормона! Она боялась его, как и тетя Мэри, и Нора. А ему нравилось внушать трепет. Вот и сейчас он, стоя в ногах кровати, с явным удовлетворением изучал ее испуганное лицо. Потом потекли короткие, ужасные фразы, каждая ранила, как пуля. Он говорил о ней, об ее испорченности, бесчестности. Он употреблял выражения, как кнутом, хлеставшие Зельду. С презрением отзывался об ее отце, утверждая, что ничего другого нельзя было ожидать от дочери такого беспутного субъекта, Завтра утром — заявил он Зельде — он отвезет ее в приют Св. Катерины, исправительное заведение для падших девушек, и там ее запрут на три месяца. Он бы держал ее там дольше, но через три месяца ей минет восемнадцать лет, она будет совершеннолетней, а закон, к сожалению, не разрешает запирать совершеннолетних. После этого ей нечего рассчитывать на помощь, пускай устраивается, как знает. Он и его жена отказываются от нее навсегда.
Но Зельда вовсе не была намерена позволить поместить себя в заведение Св. Катерины. Разом исчезли сомнения, нерешительность, угнетавшие ее эти три дня. После ухода дяди она вскочила на ноги и заметалась по комнате, мысли неслись стремительно, одна за другой.