О, он должен простить ее, они снова должны стать друзьями! Чего бы это ни стоило, он должен снова быть ее Майклом, ее товарищем, самым близким и любимым. Только его дружба и любовь вернут ее душе мир и счастье.
Они были одни на маленькой террасе. Тяжелые вышитые золотом занавеси отделяли их от соседней комнаты, а лакированная решетка защищала от взглядов редких прохожих.
Зельда встала, обошла стол, упала перед Майклом на колени и обхватила его руками.
— Майкл, Майкл, — шептала она жалобно.
Гримаса острого горя исказила лицо юноши. Он отшатнулся. Губы его дрожали. Но она торопливо, как бы стараясь унять эту дрожь, прижалась к ним своими губами.
— Не отворачивайся от меня, милый! Я не могу жить без тебя. Одного тебя я люблю во всем мире, только одного тебя, и я не могу больше… Для чего мне жить, если ты не захочешь простить меня?.. Только люби меня, Майкл, — больше мне ничего не надо. Я лишилась твоего уважения, я знаю, но разве ты не можешь, не уважая все же любить меня? Майкл, ты должен простить! Говорю тебе, я не смогу жить, если ты не простишь меня! Я снова заслужу твое доверие, дай мне только заслужить его! О Майкл, ты должен, должен дать мне возможность искупить все!
Она притянула его голову к себе и целовала его глаза, лоб, щеки и губы, и от ее слез стало мокрым все лицо Майкла. И вдруг он крепко обнял ее, отдал поцелуй. Они в отчаянии прильнули друг к другу. Сердца их бешено колотились, боль и желание боролись в них.
5
В эту ночь Зельда была одна. Тьма и шорохи в пустых комнатах окружали ее. Из окна лился свет уличных фонарей.
Она не чувствовала удовлетворения. Этот вопрошающий, остановившийся взгляд Майкла, с которым он ушел от нее, его неподвижность и молчаливость после порыва страсти… Он пытался быть таким же нежным и веселым, как всегда, но за этим чувствовалась скрытая боль. Ни слова упрека, ни слова осуждения… но он был так сдержан! Он не принял ее снова в свое сердце. Он не чувствовал к ней больше того, что прежде!
Слезы текли по лицу Зельды, она кусала руки, шепча его имя в темноте.
— Майкл, Майкл! О боже, хоть бы мне умереть!..
Кровать, на которой она лежала, — кровать Бойльстона — жгла ее тело. Она сбросила одеяло, вскочила… Съежившись в кресле у окна, в своей тонкой сорочке, она просидела так до утра, выглядывая на улицу, прислушиваясь к шагам случайных прохожих, нарушавшим тишину ночи.
6
Два дня тоскливого беспокойства и ожидания, потом записка:
«Сегодня днем, в три, в библиотеке, если тебе удобно.
Майкл.»
Снова любовная горячка. Тайные встречи, краденые часы, упоение и плен страсти.