— Господи, спаси дядьку! — шептал исступлённо, повторяя мамину интонацию.
«Газик» свернул к кладбищу. Оно стояло на взгорке и было раскрыто всем ветрам.
Задыхаясь, пытаясь схватить сухим ртом воздух и, не умея проглотить его, мчался к кладбищу. И вдруг остановился. Со словом «террор» связано слово «расстрел». Оно в памяти взрывается миной, на которой он когда-то подорвался. Обжигает, кидает в невозвращение отца.
Дядьку повезли расстреливать на кладбище, чтобы сразу сбросить в могилу.
Кинуться, закрыть собой — пусть его расстреляют вместо дядьки!
Но он не успеет добежать — они уже там!
Будимирова убить! С ним всего двое охранников!
Оружия нет. Задушить!
Да он не успеет и рук протянуть к ненавистной глотке, как сам рухнет расстрелянный.
Всё равно надо бежать… сказать, чтобы тётку вернул, дядьку не обидел… А сам шевельнуться не может.
Зачем они могилы разрывают? Разве можно делать это? Никто не говорил, но он чувствует: никак нельзя.
Долетают голоса, не связные.
Сквозь тело течёт время.
— Господи, помоги! — шепчет Джулиан. — Не убивай моего дядьку. Спаси. Дай мне силы сдвинуться с места!
И сделал шаг. И второй. Третий. И вздохнул наконец.
Медленно шёл к кладбищу, неся в себе веру в чудо исполнения его мольбы, и уже в голос твердил:
— Господи, спаси дядьку. Спаси дядьку!
Так, с верой в чудо, подошёл к ограде. Сельчане разрывали могилы, один из тех, кто прилетел с Будимировым, по лестнице спускался в каждую и, вылезая, отдавал другому пакеты с чем-то. Дядька вместе с Будимировым переходит от могилы к могиле.
Час, два… Джулиан потерял счёт времени. Ноги затекли.
Наконец Будимиров вместе со своими людьми и сельским шофёром садится в «газик», не тронув дядьку. Господь помог — дядька жив!
Сельчане засыпают могилы и уходят. Дядька чуть не падает на один из свеженасыпанных холмиков. Джулиан садится рядом, прижимается к дядьке. Тот вздрагивает.
— Ты?! — едва слышно говорит белыми губами.
Только что готов был закрыть дядьку собой, а теперь дыхание потерял: здесь и ему лежать.
Кого просить, кому молиться навеки сохранить жизнь?!
— Это ты?! — Видно, дядька не в себе, иначе спросил бы: почему не в школе? — Спасибо, это ты.
Совершенно ясно: ни на один вопрос дядька не ответит, вон как его скрутило.
Похоже, жизнь так устроена: нельзя получить ответ ни на один свой вопрос.
«Помоги, Господи, моему дядьке! — третий раз в этот день просит Джулиан о чуде. — Спаси нас всех!»
Несколько дней прожил как во сне. Ходил в школу, потом брёл в правление. Усаживался рядом с дядькой и делал уроки. Во второй половине дня в правлении пусто. Дядька сидит при телефонах и бумагах, которые аккуратно должен заполнять: какие приказы отданы, как выполнены, что сделано за день. Но в бумаги он не заглядывает. То бегает по правлению, то сидит глухой и слепой.