— Ты мне сказки рассказываешь!
— А ты их создаёшь, — улыбнулся он.
Семь лет. Вроде тянется день, а ведь время летит.
В тот день Адриан позвонил ей в неурочное время.
— Мы должны увидеться. В город не выходи. Иди к дальнему люку, сверни влево и увидишь дверцу. Открой её.
— Там нет никакой дверцы.
— Открой дверцу и плотно закрой её за собой. Увидишь ступеньки. Поднимись по ним. Там лифт. Это мой дом.
— Как он мог оказаться здесь? О какой дверце идёт речь?
— Тебя ждёт ещё много сюрпризов, — сказал он. — А сегодняшний — не дверца, уверяю тебя, она — подарок мне, не тебе. Ничего не бойся. Лестница — обыкновенная, связывает дом с обычным подвалом, а в подвале — обычные коммуникации.
— Алину взять?
— Нет, сегодня не стоит. Поторопись. У нас есть лишь час.
Дверь распахнулась, едва она вышла из лифта.
Несмотря на то, что видятся они регулярно, минута встречи всё та, первая. И нужно какое-то время, чтобы утолилась жажда.
— Здравствуй! — слышит она чуть спотыкающееся слово.
За руку вводит её Адриан в дом.
— Здравствуй! — звучит эхо. Незнакомый, издалека родной голос.
Она не знает этого широкоплечего высокого мужчину. Знает. На неё смотрит Саша — глазами из юности, а овал и черты лица — Игната.
— Любим?! — И она попадает в родное тепло.
А потом разговаривают. Любим всегда притуляется к ней слева. Её мальчик, их с Адрианом мальчик. Совсем взрослый. Для неё — ребёнок, она растила его.
— Его нельзя в цех, — уходя говорит Магдалина.
— Нет же, конечно. Он возглавит типографию.
— А это опасно? — спрашивает она, как маленькая.
Вместо ответа Адриан обнимает её. Любим обнимает их обоих. И так они стоят втроём, ничего не говоря.
Встретил её крик Веры:
— Нет! Это не правда! Нет! Этого не может быть!
А перед ней топчутся беспомощно люди. К её ноге прижался двухлетний мальчик, Веня, сын Веры и Наума.
— Нет! Этого не может быть!
— Что случилось? — спросила Магдалина, уже зная: стряслась беда.
— Наума схватили, и никто не знает, где он и что с ним.
— Почему он оказался в городе? Мы же договорились: кроме Владима и Гани больше никто не выходит!
— Пошёл за лекарством. Уговаривал: не ходи, я принесу, он не послушался. — Впервые Владим растерян. — Я помочь не смог. Обычно к прохожим не подходят. Что-то их насторожило. Независимый вид, улыбка? Говорю ему: «Ну что ты сияешь как медный таз?» А он мне: «Что ж я могу с собой сделать, если оно само так получается! Смотри, как здесь всё тускло, а мы с тобой живём! Подарил мне Бог и мать, и всех вас, и жену, и сына. Я самый счастливый, Влад, человек!» Руками размахивает. На минуту отошёл я к старушке. Она прижалась к стене. Сказал ей, чтобы не уходила, на обратном пути приведу в такое место, где ей помогут. И вдруг услышал крик Наума: «Что я сделал?!» Вот и всё. Его потащили. Ещё двое схватили старушку.