«С чего это вы взяли, что я дорогой доктор. Имейте в виду: я доктор дешевый». После ухода доцента я попросил Нару Мельсиковну прокомментировать только что изреченное коллегой. Девица задрожала всем телом и пролепетала: «А я ничего не слышала». Да ведь рядом же стояла!
Не могу судить о больнице в целом, в данном же подразделении на каждом шагу фальшь, подобострастие, нескрываемая корысть, угодничество как перед начальством, так и перед толстосумами. На балансе II терапии двенадцать одиночных и люксовых палат. Лечатся в них блатные и — при желании — на коммерческой основе… Об этом зашел как-то разговор с сестрой-хозяйкой Инной Петровной. Та уклончиво ответила: такие вопросы решаются не в ее кабинете. Потом, оглядев меня с ног до головы, с иронией сказала: «С вас и восьмиместной палаты достаточно».
В отделении царит буржуазный дух и гадостная, скандальная атмосфера. Нет и намека на милосердие. Медперсонал беспрестанно хнычет, прибедняется, жалуется на скудные заработки, на теперешний режим. Почем зря клянут и поносят последними словами министра Зурабова. При этом завидуют работникам поликлиник, которым будто бы зря повысили ставки. Впрочем, не слышно, чтобы врачи из больниц стремились занять места участковых. Хлопот и беготни на участках больше, а пожива не так и велика. Стационарные пациенты быстрей раскошеливаются… Это заметно и по одежке врачей. Редко кто не имеет на плечах дорогой шубки. На больничной территории не хватает места для парковки новеньких иномарок. На горемычный контингент вся обслуга глядит как на неиссякаемый источник обогащения. Надо только уметь влиять на психику пациентов… В итоге получают желаемое, как правило, не старанием, не искусством врачевания и не милосердием — гнусностями, махинаторством, мытарством. Тем самым попирая данную в студенчестве клятву людям и Гиппократу. Текст ее в красивой рамке висит в коридоре на самом видном месте, рядом с кабинетом заведующего отделением. Какое кощунство!
В заключение еще одна картинка из сериала нравов II терапии. Вечером, накануне отбытия на волю, мне нужно срочно было позвонить абоненту. Получив на то разрешение у дежурной, переступив порог врачебной кают-компании, почувствовал разящий смрад.
На столе стояла переполненная окурками пепельница… Я пулей вылетел назад в коридор. Какие тут еще комментарии!
Выписали меня домой полубольным, с незалеченными легкими. Продолжает болеть правый бок, беспокоит кашель. Каждый шаг сопровождается одышкой. А ведь два месяца минуло с того дня, как я вышел из ворот больницы. На фоне моих приключений и мытарств в ГКБ-31 издевательской выглядит концовка выданного мне эпикриза, увенчанная личной подписью B. C. Сегельмана: «Лечение (имярек) проведено в полном соответствии с московскими стандартами городской стационарной медицинской помощи».