– Размышляю…
– О чём?
– О личной безопасности.
Дэриэлл тихо рассмеялся:
– Неужели? Нэй, раньше в моём присутствии тебе было море по колено.
– Раньше меня не похищали из собственной квартиры посторонние шакаи-ар… Ой, прости, Дэйр, – покаялась я, услышав сдавленный стон.
– Ты можешь говорить о ком-нибудь, кроме своего князя? Просто как в старые добрые времена, до знакомства с ним.
– Не знаю, не пробовала, – хихикнула я. Бедный замученный целитель. Ксиль, правда, тоже почему-то не любил, когда я упоминала о «своём друге Дэйре». Интересно, а что было бы, встреться они как-нибудь? – Но обязательно попробую… Дэйри, а расскажи сказку?
– О чём? – живо заинтересовался целитель.
Я подумала.
– О детстве и юности одного белобрысого аллийского принца, который не знал, что он принц.
– Такое детям не рассказывают, – пробурчал целитель, ныряя под одеяло. Снаружи осталась только пушистая копна волос. Не понимаю Дэриэлла в этом: он лучше будет полчаса утром вычесывать из шевелюры всякую гадость, чем хоть один раз заплетёт на ночь косу. – Триллер, самый натуральный. И принцев нет у нас, запомни уже…
– А я люблю страшные сказки. А что до принцев – так не в терминах дело… Ну, расскажи!
– Что конкретно обо мне ты хочешь знать? – прямо спросил Дэриэлл, не прикрываясь сказочками.
Ночь сразу показалась ужасно холодной.
– Кем ты хотел стать в детстве? Целителем? – осторожно начала я. Достаточно нейтральный вопрос. Все дети о чём-то мечтают, ведь так?
– Карателем, – неохотно признался Дэйр. Я фыркнула. Представить его бойцом приграничного отряда было выше моих сил. Нет, я не сомневалась, что при необходимости Дэриэлл вполне сможет себя защитить. Ведь исцеление и умерщвление – это две стороны одной медали. Если ты знаешь, как срастить кости, то сломать их ничуть не труднее. Слабые места, сильные места… Болевые точки и манипуляции энергетическими узлами. У целителей и прирождённых убийц схожий дар. – Я даже нашёл себе учителя… Он погиб, кстати. Незадолго до Второй войны влез в драчку за территорию между двумя шакарскими кланами. Тогда Пределы ещё поигрывали в миротворцев. До политики невмешательства мы додумались позже.
– Ты поэтому шакаи-ар не любишь?
Он протяжно вздохнул. Голос из-под одеяла звучал глухо.
– Нэй, ты нарочно? Право, откуда такая жестокость у детей…
– Нет, – устыдилась я. – Всё, эту тему больше не трогаем. Вот, другой вопрос! Ты как бы считаешься бунтарём, а за шевелюру трясёшься, как настоящий аристократ. С чего это такое отступление от образа? Я понимаю, что стричься больно, но ты же целитель – если бы захотел обойти эту проблему, думаю, нашёл бы способ.