…переломы, разрывы, разрезы. Треснувшие ребра и страшные рваные раны, оставленные взбесившейся собакой. Первый мертвец, тот самый, порванный, которому док помог, а потом сказал, что лишь затем, чтобы научить Меррон.
— Водобоязнь заразна, Марти. И неизлечима. Такому человеку проще подарить милосердную смерть.
Умер укушенный ночью, и Меррон все-таки расплакалась, не от жалости к нему, а от внезапного понимания, что таких вот, которым она не сумеет помочь, будет много. Возможно, больше, чем тем, кому помочь сумеет. Но разве это причина, чтобы отступать?
Потом был лесоруб, почти раздавленный деревом. И человек, попавший под телегу… роженица, которой навряд ли исполнилось пятнадцать лет, измученная родами, уже смирившаяся с неизбежным. Док разрезал ей живот и вытащил ребенка, слишком большого для нее. Ребенок был жив. Он кряхтел и дергал синюшными ручонками, а Меррон не знала, что с ним делать. Док же велел отдать Летиции. У Мартэйнна была иная задача — он помогал зашить роженицу.
У Марти рука легкая.
— Если не будет родильной горячки, то выживет, — сказал доктор мужу, который явился на следующий день, чтобы понять, стоит ли платить за помощь или потратить деньги на поминки. — Но если выживет, рожать ей больше нельзя. Лет пять-шесть, а то шов разойдется.
Муж кивнул, но Меррон внутренним чутьем поняла: не верит. Если та девочка, которая была счастлива уже тем, что жила вопреки всему, вернется домой, то в следующем году умрет при новых родах.
И Меррон бессильна помочь.
А Мартэйнн обживался в Кроухольде. Его узнавали зеленщик и бакалейщик, мясник, молочница и торговки рыбой. Старый алхимик, в лавке которого пахло травами… он и сам постепенно уверялся, что именно это место и является домом. Всегда было.
Просто Мартэйнн об этом не знал.
Единственно, яблони здесь не росли.
Малкольм очнулся в подвале и удивился тому, что он делает в месте, столь неподходящем. Гудела голова. Малкольм хотел ее потрогать, но обнаружил, что руки связаны. Ноги, впрочем, тоже. А лежит он на полу, надо сказать, весьма и весьма грязном. Нарядный мундир промок, как, впрочем, и рубашка. И от холода, неудобства Малкольма сотрясала дрожь.
Он попытался вспомнить, как попал сюда.
…встреча в городе…
…единомышленники… трактир… разговоры… обычные такие разговоры. Бессилие властей… воля народа… волнения… они были бы на пользу. Слух, что хлеба не хватает… слух правдивый, потому как Малкольм точно знал — склады почти пусты. Но разве в нем дело?
…жирные сволочи в Совете не желали делиться властью…
…народные избранники ничем не лучше…