— Хм, — произнес Кадзума, и на лбу у него залегла глубокая складка. — Ладно, буду биться насмерть, — вымолвил он, встал и вышел.
Слова Кадзумы дошли до Мицухисы, и тот послал к нему в Такэноути нарочного, чтобы сказать:
— Будь осторожен во время сражения, береги себя.
— Передай князю, что я благодарю за доброе напутствие, — ответил Кадзума. Сам же, зная, кому он обязан своим назначением, принял твердое решение умереть в бою.
Оказывается, Гэки предоставляет ему возможность отплатить за добро. Услышал он об этом случайно, но лучше бы не слышал вовсе. Впрочем, от Гэки он и не ждал ничего хорошего. Кадзума не находил себе места. Он многим обязан покойному даймё — это правда. Но с тех пор как он достиг совершеннолетия, он находился в числе многих приближенных князя и особенно не продвинулся по службе. Высочайшими милостями пользовались все. Почему же считают, что он обязан больше других? Верно, ему следовало покончить с
173
собой, но он не сделал этого. Теперь он пойдет на смертельно опасное дело.
«Расстаться с жизнью я готов в любую минуту, — размышлял Кадзума. — Но вряд ли обычная смерть сможет заменить не совершенное вовремя самоубийство. Жизни мне не жалко, но в последний день траура по покойному даймё особенно тоскливо. Трудно сказать, почему именно. Разве можно точно определить ту степень близости к господину, которая вынуждает вслед за ним уйти из жизни. Многие молодые самураи, также служившие при особе князя, не получили дозволения на смерть. Остался жить и я. Я умер бы прежде любого другого, если бы имел разрешение. Надеюсь, в этом никто не сомневается. Горше всего, что я попал в число тех, кто будто бы должен был уйти вслед за господином, но не сделал этого. На мне несмываемое пятно. Гэки способен опозорить любого. От него можно ожидать чего угодно. Но князь! Почему он согласился! Оскорбление от Гэки в конце концов можно стерпеть, но если от меня отвернулся господин, это пережить невозможно.
Прежний даймё удерживал меня, когда я рвался к замку в Симабаре. Ко мне уже прибыли конные телохранители, а он все-таки нашел нужным призвать меня и сказать:
— Постарайся избежать ранения.
Значит, он ценил мою жизнь, и я благодарен ему за это! А сейчас нет ни малейшего желания жить. Павший на меня позор смертью не смыть, и все же я хочу умереть. Пусть это будет даже собачья смерть — все равно».
Кадзума принял решение, и ничто не могло его поколебать. Домашним он сказал лишь:
— Иду на Абэ, — и постарался ускорить сборы. Обычно перед тем как «уйти вслед», человек собирался не спеша, с умиротворенной душой. Кадзума же спешил к смерти как к убежищу от душевных терзаний. Его муки были хорошо понятны Отоне Токусиме Уэмону, который тоже решил поступить, как его хозяин. Во всем доме это был единственный человек, хорошо понимавший Кадзуму. Кадзуме исполнился