— Ну вот, то тапочки гуляют, то глаз косится. А этот и вообще обнаглел: шастает по комнате в присутствии хозяина, — изрек Константин и обратился к плащу: — Отойди, ты мне свет от люстры загораживаешь.
Плащ, как ни странно, отодвинулся так, чтобы лучи от лампы падали на растение, после чего, как бы лаская, погладил его рукавом по макушке, на что Константин заворчал:
— Не тронь, всю прическу собьёшь, а она у меня самая модная. Сейчас все панки с такими колючками ходят.
Кактус быстро свыкался с вещами, и когда плащ беззвучно затрясся, словно бы от смеха, он спросил его в упор:
— Слушай, друг, как тебя зовут? Меня, к примеру, Константин, но если ты не выговоришь, зови просто — Костя.
После подобного разговора журналист окончательно пришел в себя и, сев на диване, тоже обратился к плащу:
— Скажи, наконец, кто ты? Я ведь знаю — всё, что происходит в этой комнате, совершаешь ты. Мне не то чтобы любопытно, но хотелось бы понять: кто ты и каким образом перемещаешься? Почему у тебя такой большой глаз и куда он исчез?
Плащ подплыл к нему, повис в воздухе, затем из объемного сделался плоским, аккуратно сложился, как при упаковке в магазине, и упал прямо ему на раненую руку. При этом легкая ноющая боль в ране пропала, бинт треснул и растворился в воздухе, как кусочек сахара в стакане чая.
Павел отдернул Плащ и обнаружил, что от раны на руке не осталось даже шрама. Он ткнул пальцем в то место, куда попала пуля, и ничего не почувствовал. Мышцы были абсолютно здоровы. Он повертел плащ, решив, что это от него снизошла целительная сила и, отнеся в прихожую, повесил на вешалку. Остановившись в дверях комнаты, он вновь обратился к невидимке:
— Чего прятаться, выходил бы, поговорили, обменялись впечатлениями о жизни, о мире. Мне кажется, ты из пятимерного пространства?
Комната отвечала молчанием. Только Константин саркастически заявил:
— Да, жди, так он тебе свою душу и откроет. Ему нравится морочить нам голову.
В этот момент с натюрморта, висевшего на стене и изображавшего букет в вазе, под которым лежали зрелые аппетитные фрукты, сорвался сочный персик и шмыгнул в руку хозяина Вслед за ним материализовалась в цветах сиреневая астра, приняла объемную форму и, отделившись от плоскости картины, проплыла по комнате и упала, так сказать, к ногам кактуса, на что он тотчас же заойкал:
— Ой, ой, посмотрите, какие нежности! Какие мы, оказывается, деликатные, вежливые, — и уже обличающим тоном фыркнул: — Паш, это ж он подкупает нас.
На вид плод ничем не отличался от настоящего — румяный, ароматный, с ворсистой кожицей. Павел взглянул на картину: нарисованный персик и астра исчезли с полотна, и на их месте зияла чернота, точнее — темная масляная краска. Он поднес персик к губам и надкусил. Сладкий сок растекся по языку, сочная нежная мякоть буквально таяла во рту.