— Прошу вас, — сказал дворецкий. — Преподобный Мюлер?
— Да.
— Прошу вас, проходите. — Он придержал дверь, пропуская гостя. — Я сообщу Монсефу-бею, что вы здесь.
— Чудесно.
В отличие от кричащего фасада передняя была обставлена изысканно, сочетая классический османский стиль со стилем Людовика XVI. Преподобный поправил шейный платок и осмотрелся. Будь он настоящим агентом, он бы не упустил случая пошарить в ящиках или, по крайней мере, обследовать замки на двери. Оглядевшись по сторонам, он решил хотя бы бросить взгляд на визитные карточки, лежавшие на столе. Ничего интересного, впрочем, нельзя же рассчитывать, что заговорщики открыто оставляют свои визитки в передних. Когда преподобный оторвался от созерцания карточек на столе, Элеонора стояла на лестнице и смотрела на него тем же пустым, слегка подозрительным взглядом. Даже издалека было заметно, что лицо у нее бледное и осунувшееся, глаза запали, а веки покраснели. В руке она держала листок бумаги и перо. Потом она сошла по ступеням, ступая осторожно, совсем как старушка.
Преподобный Мюлер шагнул навстречу, изобразил на лице сочувствие и сказал:
— Примите мои соболезнования.
Элеонорин подбородок вздрогнул, но она не произнесла ни слова в ответ.
— Он был честным человеком, — продолжил преподобный, — хорошим человеком и очень вас любил.
Она приложила палец к губам и покачала головой.
— Госпожа Коэн молчит со дня катастрофы.
Преподобный Мюлер обернулся и увидел бея, который стоял в глубине коридора.
— Когда ей хочется что-то сказать, она пишет на листке бумаги.
— Да, — ответил преподобный, — понимаю.
— Конечно, это не очень-то удобно, но она решительно отказывается разговаривать.
Они оба посмотрели на Элеонору, которая так и стояла у лестницы, после чего бей вежливо произнес:
— Позвольте проводить вас в столовую.
Преподобный сел слева от хозяина и напротив Элеоноры и предпринял еще одну попытку завязать разговор с девочкой.
— Так вы умеете писать? — спросил он, расправляя салфетку на коленях. — Это очень похвально. Кто же вас научил?
Элеонора взяла перо, написала что-то на листке и повернула, чтобы он мог прочитать: «Папа».
— Понятно, — он снова разгладил салфетку, — конечно, кто же еще.
Преподобному не удалось продолжить свои расспросы — в столовой появился господин Карум с тремя серебряными блюдами, которые он тотчас же поставил перед едоками. На ужин подали жареного ягненка с морковью на подушке из сладкого булгура. Компания за столом подобралась не слишком разговорчивая, но еда оказалась отменной. Ягненок был приготовлен именно так, как следует: хрустящая корочка снаружи и чуть-чуть крови у кости, морковь напоминала спелый фрукт, а булгур хранил нотки апельсиновой цедры, с которой его томили. Единственное, чего не хватало за столом, так это беседы. Не считая дежурного обмена любезностями и просьб передать соль да мерного позвякивания серебра по тарелкам, они ели в полной тишине.