Некоторое время они играли в молчании. Бей выигрывал. Его шашки упорно продвигались к победе. Элеонора наклонилась к столу: ритм игры, мерный стук шашек и щелканье костей захватили ее, как философский трактат. Она мысленно перенеслась на доску. Ветер шуршал листьями плюща, тепло металлического стула приятно грело спину.
— Я вижу, вы не соблюдаете пост, — заметил молодой человек, указывая на чай и круассан.
Бей размешал чай и сделал глоток.
— Нет, — сказал он. — Я уже давно не пощусь, но буду признателен, если вы сохраните этот маленький секрет в тайне. Дневной пост во время Рамадана все равно что закят[8]. Никто толком не платит, но общество обязано поддерживать иллюзию, будто платят все.
— Уверен, что низшие слои общества постятся.
— Должно быть, вы правы, — задумчиво сказал бей, тряся кости. — Но уверяю вас, никто из общих знакомых так не делает.
— А барышня?
Элеонора как раз поднесла круассан ко рту.
— Барышня?
— Она не мусульманка?
— Нет, ответил бей. Она иудейка.
Он помолчал, размышляя, достанет ли этого объяснения. Очевидно, придется продолжить:
— Это дочь моего делового партнера Якоба Коэна. Он погиб при крушении судна два месяца назад. Помните?
— При крушении? Том самом, что так расстроило царя?
Бей кивнул. Распространяться дальше он намерен не был. Беседа некоторое время продолжалась в том же духе, возвращаясь так или иначе к теме крушения, пока наконец не зашла в тупик. Тогда молодой человек обернулся к Элеоноре:
— Как же вас зовут?
Она посмотрела, не найдется ли где листка бумаги, но ничего не нашлось.
— Она молчит с самой смерти отца, — объяснил бей. — Пишет записки.
— Она умеет писать?
— Да, — сказал бей и не без гордости перечислил языки, на которых она умеет писать: — На латыни, по-гречески, по-французски и по-турецки.
— Неужели? — переспросил его собеседник и вынул из кармана записную книжку и перо. — Напишите что-нибудь.
Она открыла чистую страницу и написала:
«Что мне написать?»
— Что захотите, — сказал он. — Что-нибудь из Вергилия. Вы знаете «Энеиду»?
Она кивнула и выбрала отрывок из начала поэмы:
Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои —
Роком ведомый беглец — к берегам приплыл
Лавинийским.
Долго его по морям и далеким землям бросала
Воля богов, злопамятный гнев жестокой Юноны.
[9]Когда Элеонора протягивала книжку, на глаза ей попалось имя преподобного Мюлера. Оно было написано мелкими буквами на самом верху страницы и подчеркнуто.
— Чудесно, — сказал молодой человек. — Замечательно. — Он повернулся к бею. — Сколько ей, вы говорите?
— Восемь, — ответил бей, — почти девять.