Его любимая девушка, та, о которой он так тосковал почти год, бессонными ночами представляя ее в объятиях этого придурка Гизмо! На которую злился, обижался, понимая и принимая ее решение, но не злиться и не обижаться – не мог.
А она, получается…
И первое, что сделал Павел, – вызвал на разговор маму Марфу. Женщина уже давно не навещала своего приемного сына каждый день, но раз-два в неделю они встречались.
Однако ждать очередного ее визита Пашка не хотел. Он подобрался как можно ближе к поместью Кульчицких, мысленно отыскал Марфу и настроился на нее, посылая просьбу – срочно прийти. Раньше он ничего подобного не делал, поэтому на успех особо не рассчитывал. Но все равно отчаянно, исступленно призывал мать.
И Марфа услышала этот призыв. Сначала она испугалась, подумала, что сходит с ума. Но когда в голове ее четко прозвучало: «Мама, ты мне очень нужна, приди!» – женщина поняла, кто ее зовет.
И снова испугалась, но теперь уже за Павлушку – беда с ним, видимо, стряслась, и серьезная! Если он смог вот так ее позвать!
Марфа, стараясь не привлекать к себе внимания, неторопливо вышла за ворота поместья и так же неторопливо двинулась в сторону леса, повесив на сгиб руки корзинку для сбора трав, чтобы избежать вопросов – куда она отправилась и зачем.
А войдя в лес, женщина заторопилась, она почти бежала, стремясь поскорее помочь своему мальчику. Далеко бежать ей не пришлось.
Павел спрыгнул с дерева совершенно неожиданно, причем практически бесшумно. Словно призрак. Марфа вскрикнула от неожиданности и выронила корзинку:
– Фу ты! Павлушка! Ты что творишь, охламон! Прям сердце зашлось! Немудрено, что местные до икотки напуганы Змеем Горынычем!
– А разве эту ерунду еще рассказывают? – прищурился Павел, внимательно всматриваясь в глаза матери.
Потому что, когда та упомянула о Змее Горыныче, Павел ощутил какую-то скрытую застарелую боль, а еще – страх и тоску. И это было странно, очень странно!
И реакция на его вопрос была неадекватной – Марфа испугалась еще сильнее. И забормотала она что-то невразумительное – насчет глупости деревенских, мол, люди любят всякие байки-страшилки рассказывать, и везде люди пропадают, не только у них, вон, по телевизору постоянно объявляют – тот пропал, этот за грибами ушел, детишки опять же…
– Стоп-стоп, погоди! – Павел нахмурился, положил руки на плечи матери, и его глаза, казалось, заглянули в самую глубину души женщины, аж мурашки вдоль ее спины промчались с топотом. – Здесь пропадают люди? Но ведь вроде ничего такого ты мне не рассказывала – ни раньше, ни теперь!