Оказалось, он ошибался. До милицейского «уазика» оставалось всего пару шагов, когда на крыльце произошло какое-то движение. Серый обернулся — к нему шла, почти бежала, размахивая дерматиновой сумкой, математичка.
— Иван! — Она оттерла могучими плечами одного из ментов, принялась рыться в своей сумке. — Вот тебе… неизвестно, когда еще покормят. — Она сунула за пазуху Серому завернутый в тетрадный лист бутерброд. — Ваня, ты держись. И вот еще что… конфеты, с чаем попьешь…
Три карамельки казались до смешного маленькими на ее большой ладони. Серый вдруг почувствовал, что еще чуть-чуть — и он разревется.
— Спасибо, — выдавил он из себя, — большое спасибо.
— Господи, спаси и сохрани. — Математичка сунула карамельки в карман его рубашки и вдруг размашисто его перекрестила. — Иди, Ваня, — ее голос дрогнул.
Серый разревелся уже в «уазике». И не потому, что ему было страшно — нет. Просто, оказывается, не все люди плохие. Оказывается, ничего-то он в жизни не понимает…
Третьим этапом стала колония для несовершеннолетних преступников. После детдома в колонии было не так уж и плохо. Серый быстро освоился. Он вообще легко приспосабливался к новым условиям.
Жизнь шла своим чередом. Два раза он получал передачи: пряники, карамельки, сало, написанные корявым детским почерком письма от малых, записки от математички, книги. Ему особенно понравилось про графа Монте-Кристо. Сравнивать себя с узником замка Иф было легко и даже приятно…
А потом начался переходный этап: от третьего к четвертому.
Переход ознаменовался болями в животе и рвотой. Серый промаялся сутки, потом другие. На третий день он потерял сознание. Очнулся в лазарете: холод, белый кафель, все та же, ставшая уже привычной тошнота, и голоса…
— Что у него?
— Гангренозный аппендицит. Перитонит. Я прооперировал.
— Жить будет?
— При очень хорошем уходе шансы есть.
— А при обычном?
— Это значит при нашем? — послышался сдавленный смех. — При нашем уходе мальчишка уже покойник.
— Я его забираю. Списывайте.
— Перевозки он может не вынести.
— Не ваши заботы.
— Действительно, ведь он и так уже покойник, — смех повторился.
— Я бы на вашем месте попридержал язык.
— Понимаю. Оплата?
— Как обычно.
— Ценю наше со…
Серый дослушать не успел, провалился в забытье.
Сколько длился промежуточный период, Серый не помнил. Кажется, ему было очень плохо. Кажется, его оперировали повторно. Кажется, у него случилась клиническая смерть. Во всяком случае, он слышал это странное, красивое словосочетание — «клиническая смерть».
А потом он пошел на поправку. Через месяц о болезни напоминал лишь рубец на животе. Начался четвертый этап, самый страшный, гораздо страшнее всех предыдущих.