— Так что, брат, придется тебе занимать здесь вместе с нами круговую оборону и загорать, пока твои победу празднуют. А казачки там добрые — ты не опасайся.
— Садись-ка к нам в тенек, перекури, — протянул кисет Петров.
— Некурящий я, — мотнул головой парнишка, и сквозь загар и пыль на его щеках пробился румянец. — Весело у вас, — переключился он на другую тему, — здорово подначиваете... А наши поотстали. С зорькой выступили и все идем да идем почти без передышки. Я-то легкий: у меня один автомат.
Он уселся под бортом самоходки, положил ППШ на колени и попытался выбить из гнезда круглый толстый диск, но тот не поддавался. Смутившись еще больше, маленький солдат проворчал:
— Туго снимается, ч-черт!
— Дай-ка попробую, — предложил я.
Диск в самом деле сидел очень туго, и детской руке совладать с ним было не под силу.
— Спасибо, дядя, — поблагодарил мальчишка, не зная, как надо обращаться ко мне, потому что я был в комбинезоне, и, ловко вставив на место другой, снаряженный, диск, начал привычными движениями набивать короткими желтыми патронами снятый.
— И не боязно тебе, хлопчику, воевать? — сочувственно спросил, подойдя к нашей группе, добродушный сержант Кот, заряжающий из экипажа Сулимова.
— Как бы вам сказать? — рассудительно отвечал тот (ему приятно было общее внимание взрослых, хотя оно одновременно и стесняло его). — Большому, наверно, страшней: в него попасть легче. А я и между картошечных грядок залягу — меня не заметишь. У нас в полку еще пацаны есть, только постарше. Фриц упрется — ротный нас к себе: «А ну-ка, ребятки!» А мы свое дело знаем: незаметно, где по-пластунски, где на карачках, где бегом проберемся немцу в тыл или на фланг и поднимем шум. Отвлечем внимание противника — рота сразу вперед. Фриц-то теперь, сами знаете, пошел осторожный: [105] окружения шибко боится, чуть что — драпает... Так и воюем.
Помолчали.
— А тебе-то самому сколько?
— Тринадцать — четырнадцатый идет.
Мы невольно переглянулись. Кот надвинул брови на глаза и крепко взялся рукою за правый ус. Да, крепко насолил фашист нашим людям, такие горы горя обрушил на землю нашу, что даже дети взялись за оружие...
Потолковали еще немного. Мальчишка оказался моим земляком из-под Смоленска. Отец и мать погибли у него на глазах от немецкой бомбы в начале июля 1941-го, а несколькими днями позже одиннадцатилетнего пацана подобрали солдаты стрелкового полка, отступавшего в наших краях. Землячок прижился у красноармейцев, которые его всячески оберегали, стойко перенес кошмар длительного отступления и теперь идет с родным полком на запад.