В один из этих горячих дней погиб Иван Конев — помпотех 2-й батареи и полный тезка нашего командующего фронтом. Чудесный парень, не чета нашему Корженкову.
Три наших СУ-152, целый день наступавшие на пятки отходящего противника, под вечер застряли перед железнодорожной [108] насыпью, которую держал под контролем «Тигр». Он удобно устроился в отдалении на возвышенности и открывал убийственный прицельный огонь с дистанции 1000—1500 метров, как только в секторе его наблюдения появлялось что-нибудь, достойное его внимания. Словом, прижал.
Тогда Конев, человек энергичный и не робкого десятка, рассердился. Его просто бесила безнаказанная наглость «Тигра», и, кроме того, действия экипажей наших самоходок показались ему не очень уверенными. «Разве так надо? Дай-ка я сам...» — С этими словами помпотех (он, наверное, раньше воевал водителем) высадил из машины своей батареи водителя Полянского и сел за рычаги. Под прикрытием насыпи Конев с помощью наблюдателя развернул самоходку орудием в том направлении, где «пасся», время от времени меняя позицию, «Тигр». Орудие заранее зарядили бронебойным и с заведенным двигателем стали выжидать момента, когда вражеский танк разрядит свою пушку по какой-нибудь цели. Для этого другая самоходка начала проявлять «активность», ползая вдоль насыпи и показывая немцам из-за нее то конец орудийного ствола, то самый верх башни. В «Тигре» не выдержали. Выстрел грянул — машина Конева ринулась на откос и почти вылезла на полотно. Однако «Тигр» опередил выстрелом (много значит унитарный патрон!) нашу самоходную установку, вздыбившуюся над насыпью. Снаряд попал в маску, левее ствола. Машина, так и не успев принять горизонтального положения, сползла задом под откос.
Все, кроме Конева, вылезли из люков. Помпотех остался сидеть за рычагами, упершись толстым налобником танкошлема в триплекс. Его окликнули, но ответа не последовало. Заглянули в люк. Болванка не влетела внутрь башни — она застряла в лобовой броне. Головка снаряда даже выставилась немного из броневого листа в полуметре над склонившейся головой водителя. Экипаж, оглушенный ударом по броне, с трудом вытащил Конева наружу: помпотех был человек крупный и тяжелый и по-прежнему не подавал признаков жизни.
Как раз в эту минуту, «хромая», приползла моя машина. С Конева стянули комбинезон, сняли шлем и гимнастерку, но на обнаженном до пояса теле не нашли ни единой царапины. Ни врача, ни санинструктора среди нас не было. Стали растирать Ивану грудь, делать искусственное дыхание — ничего не помогает. Все подавленно замолчали... Тут наводчик из экипажа [109] Полянского, растерянно вертевший в руках шлем помпотеха, случайно обратил внимание на небольшую дырочку в плотной материи с наружной стороны шлема. Дырочка оказалась сквозной. Кто-то поерошил густые волосы Ивана и обнаружил на темени крошечную запекшуюся ранку...