Пришел Кухтин, глянул на панель, как на человека, с которым не хотелось бы встречаться, проговорил невозмутимо:
— Так надо.
Стены регулировки слышали много скандалов. В батальных сценах участвовали уважаемые люди, сам Труфанов не стеснялся в выражениях.
Разработчики огрызались в меру сил, знаний и нахальства. Но соблюдалось правило: касаться только технических сторон. Степан Сергеич нарушил джентльменский уговор.
— Вы не имеете морального права носить в кармане партийный билет! заорал он. — Вы позорите партию своей бесхребетностью и беспринципностью!
Кухтин втянул голову в плечи, но вспомнил, что перед ним всего лишь скромный диспетчер, то есть существо, находящееся много ниже его по любой табели о рангах, вспомнил и приободрился.
— Не вам судить обо мне, товарищ Шелагин… Здесь не место говорить о подобных вещах.
— Вас смущают рабочие? — еще пуще взъелся Степан Сергеич. — Да перед кем как не перед ними мы в ответе! То, что вы сделали, это не ошибка — это преступление перед рабочим классом!
Таких слов Кухтин еще не слышал ни от кого, они тем не менее испугали его. Степан Сергеич бросил ему вдогонку еще много фраз и в изнеможении опустился на стул — рядом с Петровым.
— Вы поспокойнее, Степан Сергеич… Он же неисправим, это у него навечно…
— Это не пустяк — обманывать государство, дорогой товарищ… Петров, вы обнаружили дефект? Вы правильно поступили. Позвольте пожать вашу руку.
Все знали: Степан Сергеич увидит брак — и оскорбляется, будто ему в глаза наговорили подлостей и неправды. Поэтому монтажницы, провинившись, бежали к Чернову: «Ефим Григорьевич, между нами, ошибку нашли у меня в регулировке, вы уж Степану Сергеичу не говорите…»
Посидев в регулировке, Степан Сергеич окончательно уверился в том, что рабочий, то есть человек, делающий какие-то вещи, по природе своей не может быть бракоделом. Если уж такой скользкий и сложный человек, как Петров, радеет за производство, то можно представить себе моральную полноценность всего общества.
Замены лицевой панели не нашлось. Яков Иванович, мастер на все руки, зашпаклевал шрам, искусно подкрасил. Степан Сергеич сказал, что будет жаловаться на Кухтина.
Ни к кому он, конечно, не пошел, слово «жаловаться» часто соскакивало с языка его, и тем обида кончалась. В армии так: солдат напьется в отпуске, а наказывают командира его. Покричав, наобещав черт знает чего, Степан Сергеич утихомиривался и уже во всем винил себя: недосмотрел, не пронаблюдал, не проконтролировал. После случая с панелью, ободранной в лаборатории типовых испытаний (ЛТИ), Степан Сергеич расширил район своей деятельности, стал захаживать в ЛТИ. Отсюда и началась известность Шелагина, здесь он впервые увидел ГИПС. До истории с ГИПСом мало кто знал, что есть на свете человек такой — Степан Сергеич Шелагин.