— Ой, дурная молодежь пошла! — осуждающе покачал он головой. — Не успеет молоко на губах обсохнуть, а сразу жениться. А потом бегут маме с папой плакаться: он плохой, она плохая. Моему внуку недавно восемнадцать исполнилось, а он уже невесту в дом привел, ей всего семнадцать. Жениться собираются, и слова поперек не скажи, чуть что — сразу вопят: «Мы взрослые!» А какие взрослые? Сущие дети! Будут так же вот, как ты, — он кивнул в мою сторону, — потом бегать, кольцами швыряться. — В его взгляде явно читалось неодобрение.
Я растерялась:
— Так я не поняла, вы что, не хотите брать кольцо? Но у меня больше ничего нет!
— Ну и не надо, что я, мародер, что ли, какой? Иди мирись лучше со своим муженьком, небось из-за ерунды поссорились. — Он распахнул передо мной дверцу машины.
— Спасибо. — Я разревелась. — Спасибо вам большое.
— Ну хватит воду-то лить, девка ты молодая, красивая, все образуется, — сжалился надо мной старик, и я нашла силы улыбнуться ему сквозь слезы.
Добрый дядя, если бы ты знал, что бывают такие ситуации, когда ничего уже нельзя исправить, ничего…
Я почти бегом направилась в сторону холма. Блуждала, с надеждой глядя по сторонам, но Пашки нигде не было. Я уже отчаялась найти его. В изнеможении опустилась на траву, закрыла глаза. Трава сладко и остро пахла, солнце пригревало, а птицы, несмотря ни на что, пели свои песни. Им не было дела до моего горя, да что там моего, до всех бед и ужасов нашего мира. Счастливые… «Какого черта я здесь валяюсь, когда надо бежать дальше искать его?» — настойчиво стучала в висках мысль. Но я не могла пошевелиться, не могла сдвинуться с места. Меня словно парализовало. Я лежала, закрыв глаза, и чувствовала, как по моим щекам бегут слезы. И вдруг…
Кто-то тронул меня за плечо. Саша или Паша? Саша, Паша, их имена похожи, и они должны быть похожи, отец и сын, но они такие разные. И обоих я люблю, и обоих потеряла. Я открыла глаза и не могла сдержать крик радости:
— Пашенька! — Я вскочила и хотела обнять его, но тут же испуганно отступила назад. Он смотрел на меня уже не с такой ненавистью, которая шокировала меня в квартире, его взгляд был спокойнее и как-то отстраненнее. Он не бежал от меня, более того, сам подошел, и это вселило в меня надежду на то, что я могу получить если не прощение, на это я уже не надеялась, то хотя бы шанс высказать то, что накопилось в моей душе, оправдаться. Шанс на то, что он не прогонит меня, как прокаженную, не оттолкнет. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, и наконец я решилась заговорить первой.