Дверь, к которой привела меня лестница, открылась не на чердак, а в комнатку десять на десять футов, такую же серую и безликую, как и все остальноее в этом здании. Как я вскоре понял, я оказался в некоем подобии подсобного помещения, построенного на крыше. Напротив двери, в которую я вошел, ждала еще одна, а миновав ее, я вышел на плоскую и огороженную парапетом крышу здания, закрыв за собой последнюю из дверей.
Теперь, когда от абсолютно черного неба меня не отделяло окно, оно пугало даже больше, не только своей неестественной чернотой, но и еще по какой-то причине, которая ускользала от меня. Может, и не ускользала. Может, я боялся признать и обдумать ее, из страха, что такие мысли быстро лишат меня разума, ввергнув в пучину безумия.
Действительно, крыша выглядела более чем странно, совершенно дезориентировала, потому что безлунное и беззвездное небо то казалось бесконечной пустотой, то становилось низким потолком пещеры в глубинах земли, то опять пустотой. Несмотря на далекие озера огня, земля вокруг этого одиноко высящегося здания выглядела такой же черной, как небо, света не хватало даже для того, чтобы увидеть край крыши, огороженный в моей реальности парапетом в стиле арт-деко. Даже в отдаленных районах Мохаве, даже в ночь, тогда тяжелые облака толщиной в две тысячи футов отделяют пустыню от вселенной со всеми ее звездами, от земли идет слабый свет, результат естественной радиации природных минералов или люминесценции некоторых видов растений. Но не здесь. Эта наружная тьма, такая всеобъемлющая, казалось, могла проникнуть мне в разум, чтобы зачернить все мысли и полностью лишить надежды.
Я едва различал белые очертания моих рук: одну сжатую в кулак, вторую с пистолетом. А когда я взялся за пистолет обеими руками, он оставался невидимым, и я едва не нажал на спусковой крючок только для того, чтобы увидеть дульную вспышку и убедиться, что я не слепой.
Хотя мне хотелось отойти подальше от двери, спрятаться где-нибудь, за трубой, вентиляционным коробом, чем угодно, мои ноги, казалось, по щиколотки увязли в гудроне, которым давным-давно залили крышу. Но причина моей неспособности сдвинуться с места крылась исключительно в психологии, чернота надо мной давила, как груда земли и камня, обжимала со всех сторон, сдавливала, словно Судьба на пару с Природой решили, что быть мне окаменелостью в толстом пласте антрацита.
С усилием я заставил себя отступить на шаг, второй, третий, но потом остановился, потому что закружилась голова, и я подумал: негоже идти лицом вперед, удаляясь от подсобки, из которой в любой момент могло появиться существо из пустоши. Конечно же, требовалось нацелить пистолет на дверь, потому что незнакомец, если выскочит на крышу с намерением атаковать меня, лишь на короткое мгновение будет подсвечен сзади. У меня будет секунда, чтобы оценить его намерения, и еще одна, чтобы нажать на спусковой крючок, прежде чем дверь закроется.