Мы натерлись с головы до ног камфарным маслом, смазали керосином волосы, наполнили карманы нафталиновыми шариками, посыпали нафталином все вещи и сели в поезд, до такой степени пропахший формалином, что наши глаза и легкие словно обожгло негашеной известью. Американцы из конторы «Стандард ойл» в Салониках приплелись на вокзал, чтобы проститься с нами…
Таковы были обычные предосторожности путешественника, едущего в Сербию, страну, где свирепствовали тифы: брюшной, возвратный и загадочный и жестокий сыпной тиф…
Теплая погода и прекращение весенних дождей уже начали оказывать сдерживающее влияние на эпидемию — вирус становился слабее. Теперь в Сербии насчитывалось лишь сто тысяч больных, и в день умирало всего по тысяче человек, не считая случаев смерти от ужасающей послетифозной гангрены. Вероятно, ужаснее всего было в феврале, когда на улицах валялись в грязи сотни умирающих и метавшихся в бреду людей, для которых не хватало мест в больницах.
Иностранные медицинские миссии понесли тяжелые потери. Умерло около 50 священников, заразившись от умирающих во время отпущения грехов. Из четырехсот случайно набранных в армию врачей, с которыми сербская армия начала войну, осталось в живых менее двухсот. Но дело было не только в тифе. По большим дорогам и в отдаленных деревнях свирепствовали оспа, скарлатина и дифтерия. Уже были отмечены первые случаи заболевания холерой, которая с наступлением лета неизбежно должна была распространиться в этой опустошенной стране, где над полями сражений, селениями и дорогами стоял смрад от едва засыпанных землей тел, а источники были заражены трупами людей и лошадей…
Ущелье реки Вардар, служившее нейтральной полосой между греческой Македонией и высокогорными долинами Новой Сербии, переходило в широкую долину. Ее окаймляли каменистые холмы, за которыми лежали более высокие горы, с проглядывавшими изредка крутыми снеговыми вершинами. Из всех каньонов сбегали вниз быстрые горные потоки. Воздух в долине был горячий и влажный; от реки отходили оросительные каналы, обсаженные большими ивами; они пересекали плантации с молодыми посадками табака, многие акры тутовых деревьев и полосы распаханной земли — тяжелых жирных суглинков, похожих на те, где выращивается хлопок. Каждое поле, каждый клочок земли здесь были возделаны. Выше, на обнаженных склонах гор, паслись козы и овцы, за которыми присматривали бородатые крестьяне с огромными посохами, одетые в овчинные куртки. Женщины пряли на деревянных прялках шерсть и шелк. Вдоль избитой колеи, где коренастые низенькие быки и черные буйволы тащили скрипящие повозки, в беспорядке теснились белые с красными крышами деревенские дома. Изредка попадался украшенный галереей