Вот еще один пострадал из-за жены, подумал Сухарев. Этот военинженер решил, что спасение жены и семейного имущества важнее, чем все остальное. Правдами и неправдами — скорее неправдами — получил в свое распоряжение машину, проездные документы… И теперь стоит возле дороги, молча снося оплеухи жены.
Водитель все еще копается в моторе.
Невесело ему — вот так стоять посреди выжженной степи и дожидаться, пока прилетят немецкие самолеты. Для них такая машина — отличная мишень.
Сухарев поднял голову, посмотрел на серое от пыли и жары небо.
Уже полдень, и, по-хорошему, нужно было бы замаскировать машину и ждать ночи. Передвижение в светлое время суток при полном господстве противника в небе — смертельно опасное занятие. В любое другое время…
А сейчас… Негде прятать машины. Негде укрыть людей. Нечем прикрыть их с воздуха. Одна надежда — слишком много сейчас народу и техники в степи, слишком много целей, и обрушат немцы бомбы и пули не на тебя, не сюда, а чуть в стороне. Не тебя убьют, а кого-то другого.
Когда Сухарев прочитал в «Войне и мире» о радости, с которой артиллеристы кричали, когда ядро попадало не в них, а в пехоту, показалось это неестественным и неправильным, но сейчас, через две с половиной недели после начала войны, после десятков бомбардировок и артналетов, которые Сухарев пережил, все воспринималось по-другому.
Не в меня. Это главное — не в меня.
Хотя то, что они все еще плетутся со скоростью пешехода по этой дороге — неправильно. Они потеряли время, пока ждали возвращения Костенко. Комполка, отправив почти весь личный состав с начальником штаба на станцию, упрямо твердил, что Юрка Костенко вернется, не может не вернуться. Если живой — вернется…
И после того как вернулся Костенко, больше часа было потрачено на выяснение подробностей, на пустые разговоры. Да, пустые, упрямо повторил Сухарев. Нечего было обсуждать. Нужно было арестовать капитана, отобрать ремень и отконвоировать в трибунал. Вначале — в особый отдел дивизии, а потом в трибунал.
Вместо это приходится ехать в тыл. Там искать транспорт, чтобы вернуться в дивизию. Сам-то комполка на мотоцикле уехал вперед, оставив за старшего комиссара.
Ничего, пробормотал Сухарев. Справимся.
Машина поравнялась с танком, лежавшим на боку возле дороги.
Бомба, рванувшая совсем рядом, судя по воронке — килограммов сто, опрокинула «бэтэшку». Башня уперлась стволом в землю, из открытого башенного люка свисало тело с синем комбинезоне.
Совсем недавно, видно, попал танк под удар. Кровь, загустев на жаре, все еще не почернела, алела на броне.