Пули все ближе.
Это все, подумал Сухарев. Все. Нелепо получилось…
Удар швырнул его в сторону. Коленкой о борт, потом мгновение полета, и удар о землю выбил воздух из его легких.
Наваждение ушло — осталась боль, темнота, лоскутами плавающая перед глазами, рев мотора, грохот пулеметов… Треск, хруст досок; очереди, пробежав по машине, спрыгнули на землю и скакнули на следующий грузовик, словно бежали наперегонки.
— С ума сошел? — прозвучало над самой головой.
Сухарев повернулся.
— Почему вы не с семьей, товарищ капитан?
— Умереть хочешь? — Костенко тряхнул лейтенанта за плечи. — Ты в себя пришел?
— Почему вы не с семьей, товарищ капитан? — снова спросил Сухарев. — Вы же ради них предали товарищей… Ради них…
Второй истребитель пронесся над ними.
Несколько гильз упали на землю рядом с Сухаревым.
— Вы — предатель, товарищ капитан, — сказал Сухарев. — Вы…
Пощечина. Еще одна.
Щека онемела, а нижнюю губу пронзила боль. Сухарев тронул губу рукой, посмотрел на пальцы. Кровь.
— Встать! — крикнул Костенко и рванул лейтенанта за ремень, поднимая того на ноги. — И бегом за танк. Бегом!
— Хорошо… — пробормотал лейтенант. — Я бегу… Бегу…
— Ты впервые под бомбами, лейтенант? — на бегу спросил Костенко.
— Что? А, нет… Десятый… Двадцатый — какая разница? — пробормотал Сухарев.
— Что ж тебя так развезло… — Костенко остановился возле танка, посмотрел на небо. — Где же они?
Сухарев оперся рукой о броню, вскрикнул, отдернув руку. Солнце нагрело металл, почти раскалило.
— Вы о ком, товарищ капитан? — спросил Сухарев.
— О «мессерах», естественно… — Костенко приставил ладонь козырьком ко лбу. — Не могли же они просто так…
— Почему просто так? Они полетели вдоль дороги… До самого фронта… — Сухарев вытер кровь с подбородка ладонью, а ладонь вытер о галифе. — Вы мне губу разбили, товарищ капитан…
— Жаль, что башку не снес… — не отрывая взгляда от неба, бросил Костенко. — Под двадцатой бомбардировкой — и такой конфуз…
— Конфуз… — повторил Сухарев. — Бывает. Мне говорили, что у каждого свое время на ошибки. И количество ошибок, которое отпущено на жизнь. И пока всех не допустишь — не умрешь…
— Ага, — кивнул капитан. — Бывает… Где же… Вот…
Снова послышался нарастающий рев двигателя и пулеметные очереди. Истребители возвращались тоже вдоль дороги, оставляя за собой дымные столбы горящих машин.
Сухарев проводил немцев взглядом, потом поднял голову и увидел, как тройка самолетов пикирует сверху к дороге…
— Вон еще немцы, — Сухарев указал пальцем.
— Какие немцы… Наши. Тройка — значит наши. Немцы парами работают. — Костенко снял фуражку. — Куда же они лезут?