— … Владимирович!
Торопов оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на Нойманна.
— Что? Я задумался, извините…
— Ничего. — Нойманн встал, подхватив со стула свою фуражку. — Я на минуту покину вас. Извините, в туалет.
— Ничего, я подожду…
— Я ровно через минуту вернусь… Максимум — через пять. — Нойманн надел фуражку, поправил козырек, коснувшись пальцами кокарды, и, ловко лавируя между столиками и официантами, пошел к дальнему выходу с веранды.
Торопов мельком глянул на часы, висевшие на стене ресторана, — двенадцать ноль пять.
3 августа 1941 года, 1:50, Москва
Орлов выглядел уставшим. И еще каким-то раздраженным. Немного, насколько позволяла обстановка. Иосиф Виссарионович Сталин тоже устал и тоже не очень хорошо скрывал свое раздражение. Не собеседником — тут хозяин кабинета прекрасно сознавал, что злиться или даже обижаться на Орлова бессмысленно и даже вредно.
Жизнь приучила Сталина сдерживать эмоции. Человек, которого ты собираешься использовать, не должен вызывать симпатию. Точно так же, как человек, которого ты собираешься уничтожить, не обязательно должен быть неприятен.
Сталин легонько поморщился — мысль получилась неправильная, неточная, подразумевающая множество исключений из правила. Не афоризм, скажем прямо.
Катастрофа, о которой говорил Орлов, все еще не произошла, даже не наметилась, но обстановка на фронтах не радовала и не внушала особого оптимизма. Под Киевом — снова окружение. Части двух армий попали в кольцо, и опыт предыдущих сорока дней войны подсказывал, что выходить эти части будут с большим трудом… если вообще выйдут. Нужно что-то делать с Одессой, Кузнецов подготовил распоряжение по Черноморскому флоту по обороне города… В окружении.
— Я вас слушаю, господин Орлов, — сказал Сталин. — Вы вчера обещали связаться со мной, уже имея решение проблемы…
— Вчера? — переспросил Орлов, зачем-то взглянул на часы и невесело усмехнулся. — Да, вчера… Второго августа тысяча девятьсот сорок первого года…
— Похоже, для вас прошло значительно больше времени…
— Значительно, — кивнул Орлов. — Правда, небезрезультатно. Мне удалось организовать встречу Черчилля с Рузвельтом. Совершенно неофициальную и внезапную… Черчилль, кстати, молодец, воспринял новую информацию и новые обстоятельства очень… нет, не спокойно… по-деловому. Двигался сквозь время и пространство, даже не спрашивая, как это возможно. Не нервничал даже, почти…
— Ему некогда нервничать, — усмехнулся в усы Сталин и стал набивать трубку. — Нам всем некогда нервничать. Нам нужно выжить. И обеспечить выживание наших государств. В этом смысле Рузвельту куда проще. Он может решать, прикидывать и выбирать время вступления в войну…