Краузе соврал о решетке на окне, значит, и о человеке с пистолетом он тоже мог соврать. Торопов подошел к двери, прижался к ней ухом.
Тишина.
Осторожно взялся за дверную ручку. Она, кстати, тоже была допотопной — медная загогулина, закрепленная намертво. Торопов осторожно толкнул дверь. Она не поддалась. Торопов толкнул сильнее — дверь еле слышно скрипнула и открылась.
Спокойно, приказал себе Торопов. Не нужно суетиться. Нужно просто выйти наружу. Пусть там фотографы с операторами или полицейские в засаде. Выйти нужно спокойно, не торопясь. Будут снимать — пусть снимают, как достойно ведет себя человек, поставленный в нелепые условия. Достойно — вот ключевое слово.
«Ну… ну пожалуйста… — прозвучал вдруг в голове его собственный голос. — Не убивайте, я могу быть полезен… Я клянусь, что буду полезен…»
Торопов поморщился. Неприятно, но кто на его месте смог бы повести себя иначе? Ему угрожали. Его похитили, приставили к голове оружие… Даже били. Его ведь били, между прочим. И ножом кололи в живот…
Торопов поднял край футболки и майки — вот, пожалуйста. На бледной коже возле самого солнечного сплетения была крохотная красная черточка. Всего миллиметр, но ведь это след от ножа, запекшаяся кровь.
И никто не смог бы на его месте…
— Никто, — вслух повторил Торопов, будто это слово, прозвучавшее на пороге, было волшебным заклинанием, начисто снимающим с Торопова всякие обвинения в слабости. Он чуть не сказал — трусости, но вовремя сдержался. Это не трусость! Нет, не трусость. Уступить силе и угрозе — это компромисс. Временный компромисс. Он ведь не мог знать наверняка, что эти трое — не безумцы, что не решили они и в самом деле убить известного человека за его убеждения. Не мог знать? Не мог! Все слышали? Не мог!
Он должен был выжить. И выжил. И хватит об этом.
Торопов вышел из комнаты.
Небольшой коридор, четыре белых двери. В одном конце коридора — окно. В другом — лестница. Пол застелен вязаным ковриком. Такие коврики крючком вязала бабка Торопова. Сейчас такие не вяжут… Или все-таки вяжут? Рукоделье нынче в моде, хэнд-мейд, мать его так!
Торопов подошел к лестнице, перевесился через перила, прислушался.
Тихо.
Спускаться нужно медленно, ноги ставить мягко и возле стены, так доски будут скрипеть меньше. Кто-то ему рассказывал: воры-домушники всегда так ходили по дощатому полу — возле стены.
Два пролета по десять ступеней.
Вешалка возле двери, на ней висят какие-то плащи. Прорезиненные. Четыре штуки, размер у одного совсем небольшой, а три — обычные. И рост, и размер вполне могли бы подойти и Торопову, и любому из похитивших его уродов.