— Да чего-то не засыпалось. Бессонница, наверное.
— Ладно мне мозги пудрить, бессонница. — Катя устало потянулась, упершись ладонями в бока. — Опять телевизор смотришь?
— А если не спится?
— А ты пробовала?
— А то!
— Ужинала?
— Конечно. — Настена подогнула левую ногу и теперь стояла, как цапля, на одной правой. — Говорю же, бессонница. Кофе будешь?
— Чаю лучше… — Катя прошла в комнату, опустилась в кресло. Настена же скрылась в кухне. Через пару минут вернулась с чашкой чая в руках, поставила на стол. — Спасибо. — Настена пожала плечом. Вроде как ответила. — Рассказывай, что плохого в школе. Про хорошее успеешь рассказать.
— Ниче плохого.
Настена сдвинула широкие, как у отца, брови к переносице и постаралась напустить на себя сонный вид. Ничего у нее не вышло. Да и Катя на эти фокусы давно не покупалась.
— А если подумать?
— Нормально все.
— С кем сегодня дралась? — Катя взяла чашку, осторожно, чтобы не обжечься, сделала глоток.
— Ни с кем, — ответила Настена, глядя одним глазом в телевизор. На экране пара роскошных, голливудски красивых бугаев гоняла толпу некрасивых злодеев. Несерьезно гоняла, по-балетному красиво. Лажово, одним словом. — Да, ма… К нам сегодня киношники приходили.
— Какие киношники? — не сразу поняла Катя.
— Ну, которые кино снимают.
— А-а, и что?
— Ляльку Зотову выбрали.
— Хорошо.
— И меня тоже. И Настю Трофимову. И еще двух девчонок.
— Куда выбрали?
— В кино сниматься.
— Погоди. В какое кино, Насть?
— В обычное. — Настена высказала это так спокойно, как будто ее приглашали сниматься по меньшей мере двадцать раз на дню. — Нас фотографировали. А потом взяли номера телефонов, сказали, что свяжутся с родителями.
Позвонить бы классной руководительнице, выяснить, что это за история с кино, да поздновато уже. Половина двенадцатого. Ладно, завтра все и выяснит.
— Я завтра в школу загляну, выясню про это ваше кино.
— Да. Еще, ма, Ольга Аркадьевна хотела, чтобы ты пришла к нам в класс, рассказала о работе и все такое…
«Все такое». Временами Настенин лексикон повергал Катю в шок. Их поколение так не разговаривало.
— А что о ней рассказывать-то? — озадачилась Катя.
И подумала: а действительно, что? Ни тебе киношных погонь, ни перестрелок, ни захватов заложников. Вообще ничего. Рутина одна. Про рутину, что ли, рассказывать? Про то, как Лемехова с Панкратом за драку возле бабского общежития в отделение вчера забрали? Вроде как «пионер — всем детям пример»? Или про то, как ее ребята «смольновским» стволы подкинули в машину? Не будет она им этого рассказывать, понятное дело. А если бы и могла, не стала бы. Неинтересно детям про рутину слушать. Им героику подавай. Дети делятся на две группы. Первая к своим тринадцати абсолютно точно знает, что в милиции работают одни сволочи, волки позорные. Вторая не менее точно знает, что в отделениях засели выводки бэтменов. Ни тех, ни других разубедить невозможно. Зачем, спрашивается, тогда время тратить?