— Угу, — пробурчал Наполеон, и, прожевав, пожаловался: — Я ведь ей сказал, что сторожем устроился на стройку. А она: тебе лишь бы из дома уйти да выпить! Для того и придумываешь то рыбалку, то дежурства… Во дает! — Ромов обвел всех обиженным взглядом. — Я за всю жизнь никогда налево не гулял: с работы — домой, из дома — на работу… Получку до копейки — домой, ну разве заначку оставлю на эти дела, — он щелкнул себя по горлу. — Но ведь пьяницей — то никогда не был…
Расслабленный транквилизатором и водкой, Попов впился взглядом в указательный палец Наполеона, которым тот так ловко и привычно изобразил международный, понятный без перевода, жест. И хотя ничего особенного в этом пальце с ровно подстриженным ногтем и старческой пигментацией на коже не было, он гипнотизировал Попова, не отпускал его сознания, а когда сгибался — вызывал в душе смутную, неосознанную тревогу. Хотелось спать.
— На хозяйственные нужды деньги еще остались? — спросил Викентьев, убирая пустую бутылку.
— Пять рублей, — сразу же ответил Ромов и добавил: — С копейками. За это исполнение получим — надо опять скидываться.
Григорьев скрипнул стулом и, пошарив в карманах, бросил на стол смятую пятерку.
— Пора заканчивать!
— А спирт? — обиделся Буренко и зубами вытащил тугую пробку. — Говорите: кто бавит, кто запивает…
— Это тот, который резиной воняет? — спросил Иван Алексеевич. — Ты §го что, в грелке хранишь?
— Мажет, резиной, может, еще чем, — с отвращением сказал прокурор и встал из-за стола. — Владимир Михайлович — на пару слов!
Викентьев вышел за ним во двор.
— Попрошу впредь не оскорблять приговоренного и не унижать его. По крайней мере, в моем присутствии! — холодно произнес Григорьев, в упор глядя на подполковника.
— Вы это всерьез? — не менее холодно отозвался руководитель группы. — Может, подскажете, как гуманнее отправлять этих сволочей на тот свет?
— Перечитайте информационное письмо по Северной группе. Мне бы не хотелось писать на вас представление.
Викентьев замолчал. «Финал», обслуживающий Северную зону, попытался рационализировать свою работу: набили на три четверти песком старую бочку, с одной стороны сделали полукруглый вырез, смертника ставили на колени, голову заправляли вовнутрь, накрывали мокрым мешком и сквозь него стреляли. Ни брызг, ни рикошета. А прокурор увидел в этом глумление над личностью приговоренного, накатал представление. Группу расформировали…
Да-а-а… Викентьев хорошо понимал, что, перестав быть руководителем группы, он сразу отправится на пенсию. Вынужденное безделье и, главное, отстраненность от серьезных и важных дел, которыми он привык заниматься всю жизнь, пугали его всерьез. С Григорьевым лучше не ссориться. Он и так может уцепиться за что угодно, например: вместо табельного оружия используется бандитский пистолет, или: врач не измеряет пульс и не проверяет зрачковую реакцию у расстрелянного, или… Да мало ли что можно отыскать, чтобы раздуть кадило!