— Гребаные писатели, в конце девушки у вас всегда умирают. И знаешь почему? Потому что это самый легкий способ избавиться от них. Они вам надоедают, а вы не хотите показаться злодеями. Поэтому вы их убиваете, оплакиваете и предстаете перед всеми героями. Вы просто паршивые лицемеры. Вы всегда хотите бортануть женщин. — Она повернулась ко мне, ее огромные карие, с золотыми блестками глаза почернели от гнева. — Не смей меня убивать, сукин ты сын!
— Обещаю, — ответил я. — Но ты сама говоришь, что не доживешь до сорока. Что сгоришь как свеча.
Она действительно так говорила. И не раз. Нравилось ей окружать себя драматическим ореолом.
Я вышел из кинотеатра и отправился в долгий путь к «Ксанаду». Кинотеатр находился на противоположном конце Стрип, так что я оставлял за спиной отель за отелем, переливающиеся ярким неоновым многоцветьем, держа курс на темные невадские горы, в которые упиралась огненная змея Стрип. Думал я о Джанель. Я обещал, что, если и напишу о нас, она не потерпит поражения в схватке с жизнью, не вызовет у читателей жалости, они не будут лить слезы над ее несчастной судьбой. Она просила меня об этом, и я обещал, ради смеха.
Но все обернулось по-другому. Джанель отказалась остаться в глубинах моего сознания, в компании Арти, Маломара, Озано. Моя магия больше не срабатывала.
Потому что, когда я увидел Джанель на экране и вновь влюбился в нее, такую живую, такую страстную, она уже умерла.
* * *
Джанель красилась, готовясь к празднованию Нового года. Она наклонилась к зеркалу, тщательно накладывая тени на веки. За ее спиной царил кавардак. Одежда на стульях и диванах, обувь на полу, грязные тарелки и чашки на кофейном столике, разобранная постель. Она решила, что встретит Джоэля у двери и в квартиру не пустит. Мужчина с «Роллс-Ройсом», как всегда называл его Мерлин. Временами, не очень часто, она спала с Джоэлем и знала, что уляжется с ним и сегодня. Все-таки Новый год. Поэтому она уже помылась, надушилась, воспользовалась вагинальным деодорантом. Одним словом, подготовилась. Она подумала о Мерлине, задалась вопросом, позвонит ли он ей сегодня. Он не звонил уже два года, но мог позвонить сегодня или завтра. Она знала, что вечером он звонить не станет. Подумала, а не позвонить ли самой, но решила, что он запаникует, трусишка. Он так оберегал свою семейную жизнь. Это величественное сооружение, которое он строил долгие годы и теперь использовал как костыль. Но она не считала, что ей его недостает. Он презирал себя за то, что позволил себе влюбиться, она это знала, тогда как она вспоминала случившееся с радостью. И плевать хотела на то, что они нанесли друг другу жестокие раны. Она давно простила его. А вот он — знала она и это — не простил, пребывая в полной уверенности, что потерял какую-то часть самого себя. Джанель же точно знала, что это неправда. Ни он, ни она ничего не потеряли.