— Часть — это сколько?
— 3-й батальон 354-го полка, 317-й полицейский батальон, моторизованная команда ГФП и специальная кинологическая группа. Всего, — фон Тресков заглянул в бумаги, — восемьсот двадцать человек при тридцати двух пулеметах и трех минометах. Все подразделения мобильны — батальон охранной дивизии на велосипедах, а полицейские части все моторизованы.
— Очень мало! Передайте генералу Мюллеру, чтобы он перебросил туда еще как минимум один батальон. Тогда у них будет хоть какой-то шанс связать русскую кавалерию.
Берлин, Ораниен-штрассе 51–52.
26 августа 1941 года. 21:07.
— Добрый вечер! — Вошедший, услышав эту, казалось бы, безобидную фразу, резко обернулся.
На этот раз встреча проходила на его территории, и Генрих не смог отказать себе в маленькой «шалости». Комната, в которой он ждал встречи с рейхсляйтером, была освещена таким образом, что, несмотря на множество горевших ламп, в ней образовалось много укромных, хорошо затененных уголков. В одном он как раз и сидел, когда Борман вошел. Причем не только вошел, но и прошел мимо, не заметив сидящего буквально в двух шагах начальника гестапо.
— Добрый! — Первая оторопь прошла, да и владел собой партийный функционер неплохо, так что голос его звучал спокойно. Положив фуражку и перчатки на столик, гость опустился в кресло, стоявшее рядом. — В чем срочность? Признаться, я отменил несколько весьма важных встреч, группенфюрер.
— Чтобы не тянуть время, рейхсляйтер, перейду сразу к делу… — Мюллер достал из внутреннего кармана конверт из плотной бумаги и, положив его на стол, толкнул по полированной поверхности в сторону собеседника.
Борман поймал его и, открыв, достал сложенный пополам листок бумаги. Быстро пробежав написанное на нем, он аккуратно сложил записку обратно и положил на стол:
— Это все замечательно, но я в ваших шпионских играх разбираюсь не сильно. Вы можете пояснить, что это такое?
— Эту радиограмму чуть больше недели назад перехватили мои люди. Передача велась из района юго-западнее Минска. — Мюллер сделал многозначительную паузу и, дождавшись кивка, означавшего, что информация принята к сведению, продолжил: — Один из моих «мальчиков»… Очень способный «мальчик», надо сказать… Правда, я ему немного подсказал… Он попробовал на зуб это послание с помощью шифров, применяемых некоторыми отделами известного вам учреждения. И сегодня с утра добился некоторого успеха. Позывной рации ДубльВэГэЭн. В ней говорится, что ГэЭм занимается делом ЭрХа, но успеха вряд ли дождется. Надеюсь, вы понимаете, что за первыми инициалами кроется ваш покорный слуга, а за вторыми — рейхсфюрер. Далее… — Начальник тайной полиции сделал вид, что тянется к бумажке, но потом несколько показно продемонстрировал, что в подсказках не нуждается. — Далее сказано: «Но прыть его можно поумерить» и следующая фраза: «ФауДэБэ не знает ни о чем». И вряд ли эти три буквы обозначают кого-либо иного, нежели хорошо вам и мне известного Бах-Целевски.