— Это относится как раз к той информации, которую нам «забыли» дать, — невесело усмехнулся адмирал. — Но, по счастью, Носатый подкинул нам кое-какие наметки. С очень большой долей вероятности русские использовали несколько групп, отвлекающих внимание от основной. Причем сделали это так эффективно, что рейхсфюрера повезли именно по той дороге, где ждала засада. Этого в бумагах нет, но, надеюсь, ты поверишь моим словам. Вдоль кратчайшей дороги из Барановичей в Минск за три недели, предшествовавшие визиту, произошло более трех десятков инцидентов, и охрана решила, что спокойнее будет ехать кругом, через Слуцк.
— Какого рода инциденты? Есть ли список? — негромко и монотонно, с большими паузами, спросил Лахузен.
— В основном мелкие, вроде обстрелов колонн и одиночных машин. Но, к примеру, как раз за три недели на сорок километров севернее предполагаемого маршрута была полностью уничтожена зондеркоманда, подчинявшаяся Носатому. Причем русские сработали так чисто, что информация для А… Носатого дошла только через неделю. Эрвин, ты не находишь, что это весьма похоже на то, как работают твои «мальчики»?
— Похоже, но сколько там было до линии фронта?
— Да, для твоих слишком глубоко, — на лету понял мысль подчиненного Канарис. — Но не забывай, что они «шалили» на своей территории, опираясь на уже существующую агентурную сеть. Кстати, а что, если для предстоящей «работы» использовать агентуру «Консула»?
— Штольце сообщает, что между ним и Бандерой сейчас возникли серьезные разногласия, но, думаю, можно их сыграть втемную.
— Эрвин, ознакомься тщательно со всеми материалами и начинай планирование нашей акции. Пики, название уже придумал?
— «Одиссей»! — мгновенно ответил начальник Абвер-1.
Москва, улица Дзержинского, дом 2.
19 августа 1941 года. 12:12.
— Что у нас стряслось, Наум? — Судоплатов быстро вошел в кабинет.
— Много чего, товарищ старший майор, — ответил заместитель, и тут только Павел заметил сидящего в углу Наруцкого:
— Вернулся?
— Да, товарищ старший майор, — просто ответил тот.
— Ты лучше сюда посмотри, начальник, — позвал друга Эйтингон.
На столе Павел увидел довольно странный натюрморт: коричневая командирская сумка, толстая, под сотню листов, тетрадь в темно-синей клеенчатой обложке, еще одна — на этот раз тонкая школьная, цилиндрическая тротиловая шашка, гранатный запал системы Ковешникова, но почему-то с обрезанным рычагом, и несколько листков бумаги, на верхнем из которых чернел заголовок, набранный готическим шрифтом. Разобрать, что там написано, тем более вверх ногами, он не смог.