— Бояться нечего, покуда я здесь, — негромко произнес он, и Скарпхеддин усмехнулся, когда старуха нахмурилась; оба они поглядывали на воронов на плечах Сигвата — побратим теперь все время таскал птиц с собой. Я к ним давно привык, но теперь вдруг увидел их чужими глазами и понял, что они выдают в Сигвате настоящего чародея, владеющего сейд; потому-то прочие побратимы одновременно относились к нему с уважением и косились с опаской — мужчина, знакомый с сейд, всегда внушает страх.
— Ну, Торхалла, — проговорил Скарпхеддин, — кажется, об Убийце Медведя есть кому позаботиться. А вот это, — прибавил он, указывая на татуировку Радослава, — полезный знак, насколько я разбираюсь.
Славянин усмехнулся.
— Твоя ведьма против меня бессильна, — сказал он. — Я человек Перуна, и его длань простерта надо мной.
Торхалла зашипела, как кошка, и сложила пальцы в щепоть.
— Ну, ну, старуха, — осадил ее Скарпхеддин с напускной строгостью, — угомонись-ка. Это наши гости. — Когда старуха снова скрылась в тени, он развел руками. — Прости мою мать. Она цепляется за древние порядки, а тут слишком многие из моих людей приняли Христа.
Его мать. Моя жалость к Скарпхеддину удвоилась. Изгнанник, чахнущий в чужой земле, и, как горькая отрыжка от гнилого мяса, такая вот мать, настоящая spaekona. Сигват позднее признался: будь у него такая мать, он бы давно ее прикончил, как причину всех бед.
Пошел достаточно откровенный разговор. Скарпхеддин хотел, чтобы мы примкнули к нему, не только потому, что он слышал о наших умениях, но и потому, что узнал о кладе. Я сказал, что мы приняли Христа и идем в Йорсалир, а с нами священник Христа. Он кивнул и нахмурился. Теперь алчность сочилась из него потом.
— Я сам храню верность асам, — поведал он с улыбкой, — и все же окажу помощь своим сородичам. Если ты вложишь свою руку в мою, естественно, я буду просто обязан помочь.
Я поблагодарил его, но сказал, что не хочу новых клятв, мне достаточно клятвы побратимов. Он снова нахмурился. Я не стал говорить о клятве Одина, пусть думает, что нас связала клятва Белому Христу. Я добавил, что рад воспользоваться его радушием и, когда наша цель будет достигнута, не премину вернуться. Если же он готов предложить справедливую цену на наши мечи, как поступил с ним самим василевс Миклагарда, это совсем другое дело и тут есть что обсуждать.
Он оживился: ему явно понравилось сравнение с василевсом, и потому он не стал торговаться, к моему облегчению. Это означало, что моих людей станут кормить и поить, покуда мы разузнаем необходимое — где Старкад и наши оставшиеся на Кипре товарищи, — и нам не придется поступать на службу к этому обреченному ярлу.