Для Нелл так и осталось загадкой, почему Сент‑Мор не стал звать полицию. Впрочем, она не придавала этому особого значения — гораздо больше ее интересовало, что бы такое украсть. Она считала это вполне справедливым, ведь этому чертову Сент‑Мору оставили его жалкую жизнь.
Первым делом она обратила внимание на книгу, лежавшую на прикроватном столике, — страницы с золотым обрезом, красный кожаный переплет. За свою жизнь Нелл прочитала немало книг, но эта была самой красивой. В ней рассказывалось о каком‑то волшебном проклятом камне. Маме бы такая понравилась.
При мысли о покойной матери у Нелл перехватило горло и болезненно сжалось сердце. Водя пальцем по тиснению на переплете, она пыталась справиться с нахлынувшими горестными воспоминаниями. Она ничего не читала со дня смерти матери. Ее горе и ярость были слишком велики, чтобы она могла воспринимать печатное слово.
В это утро она проснулась в чужом богатом доме и почувствовала себя так, словно очнулась от долгого, тяжелого запоя. Все ее чувства снова обострились, ее пугало все — игра солнечных зайчиков на персидском ковре, тени и шорох листвы за окном.
Сделав глубокий вздох, Нелл постаралась взять себя в руки. За эту книгу можно было получить неплохие деньги. Сунув ее под матрас, она принялась осматриваться в поисках другой подходящей добычи.
К тому моменту, когда в коридоре послышались шаги, она уже успела припрятать под тот же матрас, рядом с книгой, кружевную салфетку из‑под вазы с цветами, фарфоровую статуэтку молочницы с блаженно‑глуповатым выражением на лице и два серебряных подсвечника. Как только дверь спальни отворилась, Нелл поспешно уселась на матрас и принялась беспечно напевать какую‑то мелодию.
В комнату вошел Сент‑Мор. В жилетном кармане красовались золотые часы, черные вьющиеся волосы были зачесаны назад и лежали крупными волнами, подчеркивая острые черты лица. Накрахмаленный галстук сиял безупречной белизной.
— В одежде вы выглядите куда лучше, — солгала Нелл. — Вчера на вас просто невозможно было смотреть.
Сент‑Мор широко улыбнулся, и на правой щеке появилась ямочка. Должно быть, священники лгут о справедливости Бога. Что справедливого в том, чтобы дать такое красивое лицо человеку с большими деньгами?
— Полноте, моя дорогая, — сказал Саймон, останавливаясь у двери. В его позе не было ничего устрашающего. Напротив, он небрежно сунул руки в карманы и беспечно покачивал головой, словно уличный музыкант, поглощенный исполнением незамысловатой песенки. — Давайте не будем начинать разговор с очевидной лжи. Я отлично выгляжу без всякой одежды, и мы оба хорошо это знаем.