— Он также писал, что жизнь — это история, рассказанная идиотом и не имеющая никакого смысла, — парировала Нелл. — Так, может, лучше сразу лечь в могилу?
— Но почему? К чему такие сложности в простых вещах? — нетерпеливо возразил Сент‑Мор. — Цель ваших занятий — стать богатой, вот и все, и не надо никакого благородства, чтобы достичь этой цели. Деньги принесут вам немало удовольствия, разве этого не достаточно?
— Нет, не достаточно, — твердо сказала Нелл, глядя ему в глаза.
До своего появления в графском доме она и не подозревала, какая глубокая пропасть лежит между аристократами, подобными Сент‑Мору, и бедняками, подобными ей и ее соседям. Теперь же в его рассуждениях она услышала оправдание его нежелания хотя бы задуматься над судьбой несчастных соотечественников.
— Деньги не есть добродетель и не могут быть конечной целью, — со значением произнесла она. — То же самое относится к удовольствиям. Если бы вы знали, что такое пристрастие к спиртному, вы бы поняли это.
— У вас очень категоричные суждения. Должно быть, это для вас весьма утомительно.
— Пожалуй, да, потому что все думают, что у меня не должно быть никаких суждений.
— Надеюсь, меня вы не относите к категории этих «всех». И все же нельзя не признать, что вы умны.
— Да, это так.
Этот комплимент польстил ей против ее воли. На занятиях танцами, манерами и речью она все время чувствовала себя тупым ребенком, и ей уже начинало казаться, что весь мир считает ее тупицей.
Сент‑Мор едва заметно улыбнулся:
— Насколько я понимаю, у вас есть определенные намерения относительно своей доли наследства. Я прав?
Об этом она еще не думала, не видя смысла в мечтаниях о чуде, которому вряд ли суждено сбыться. Однако вопрос Сент‑Мора неожиданно пробудил в ее голове ответ:
— Если я получу наследство, то куплю табачную фабрику, на которой работала.
— Да? — Его улыбка стала шире. — Чтобы отомстить?
Она нахмурилась такому странному предположению.
— Какая месть? Я куплю ее, чтобы изменить к лучшему. К примеру, сделаю большие окна в рабочих цехах.
— Так вы реформатор? — Он приподнял одну бровь. — Вы, презирающая так называемых благодетелей? Какая ирония!
— Я презираю благодетелей, которые на самом деле не делают никакого блага, — неожиданно резко сказала Нелл. Потом тяжело вздохнула и уже мягче произнесла: — Наверное, я просто не в духе. Этот чертов корсет не дает мне дышать. Черт побери! Бьюсь об заклад, о предметах нижнего белья тоже нельзя говорить в присутствии джентльмена.
— Действительно нельзя, — улыбнулся граф. — Видите ли, все правила хорошего тона сводятся к одному принципу: не говори ни о чем, что может представлять реальный интерес для собеседников. — Он сделал паузу, словно восхищаясь собственной мудростью, потом продолжил: — Так что я просто избавляю своих слуг от скуки. Разве это не благородно с моей стороны?